Он побормотал еще какое-то время себе под нос, постепенно понижая голос, пока вовсе не замолчал. Губы его растянулись в ухмылке.

— А ты так и не стал краше за тридцать-то лет, — произнес наконец палач и прижал друга к широкой груди.

— А ты так и не похудел, — простонал Непомук. — Если будешь обнимать меня так, мне и дыба не понадобится. — Затем он опустил голову и тихонько всхлипнул. — Впрочем, о чем это я… Если в ближайшее время ничего не случится, то лучше бы тебе на месте меня раздавить.

Куизль выпустил его и уселся на перевернутый ящик.

— Ты прав, — проворчал он. — Сейчас не время для воспоминаний. Успеем еще, когда все это закончится, за стаканом вина. Договорились? — с улыбкой поманил к себе Непомука. — Расскажи лучше, что случилось. Только помни, что я должен знать чистую правду, если хочешь, чтобы я помог тебе. До сих пор я слышал эту историю из уст Магдалены, а она любит преувеличивать.

Не вдаваясь в подробности, Куизль рассказал ему, что узнал в полдень от Симона и Магдалены, после чего требовательно посмотрел на друга и рыкнул:

— Скажи, Непомук, замешан ты в этих убийствах или нет? Ты и сам знаешь, убийство не так позорно. Мы оба в этом преуспели. Но тогда закон был на нашей стороне. — Лицо его помрачнело. — Закон или война.

— Поверь мне, Якоб, я невиновен. Во всяком случае, не в этих двух убийствах. — Непомук со стоном опустился на пол и обхватил колени руками. — Я не знаю, кто убил послушников, но у меня есть смутное предположение о том, что послужило причиной их смерти.

— Ну так говори, или я лично растяну тебя на дыбе.

Монах схватился за волосы и тяжело вздохнул. Наконец он начал рассказывать; палач слушал, не перебивая.

— В последние годы мы много общались с братом Виргилиусом, — прошептал Непомук. — Можно сказать, сдружились. У нас были общие пристрастия — а именно, интерес к непознанному и неприятие недоказанных истин.

Он задумчиво улыбнулся, после чего продолжил:

— Разве Господь не завещал нам подчинить себе окружающий мир? Но сперва нам следует его понять. Еще на войне я часто делал заметки в книжке, помнишь? О взрывной силе пороха, о правильных опорах для укреплений, о гильотине для безболезненного обезглавливания… Жаль только, что мои планы никого не заинтересовали.

— Ты хоть и был вшивым палачом, зато котелок у тебя варил, — заметил Куизль, усмехнувшись. — Правда, слишком ты мечтательный, чтобы убивать. Тебе бы в университете поучиться, вот только у Господа на тебя были иные планы…

Непомук кивнул.

— Проклятое ремесло! Я-то думал, что на войне все равны. Но потом снова стал жалким палачом, каким были и дед мой, и отец…

Он снова тяжело вздохнул.

— Когда меня приняли в этом монастыре, я наконец добился того, о чем мечтал. Положение аптекаря позволяло мне заниматься и другими науками. — Непомук понизил голос и осторожно огляделся. — Прежде всего tonitrua et fulgura.

— Tonitrua et fulgura? Гроза, ты имеешь в виду? — Куизль наморщил лоб. — А что там изучать-то?

Монах тихо засмеялся, и смех его походил на блеяние старого козла.

— Ха, знаешь ли ты, как часто бьет молния в Святую гору? Знаешь, нет? До десяти раз в год! Если посчастливится, то сгорает несколько крыш, но чаще пылают целые дома или же колокольня. А лет двадцать назад по церкви, словно нечисть какая, пролетела даже шаровая молния! Один лишь Господь уберег от худшего… — Голос Непомука едва не надломился. — Монахи звонят в колокола, чтобы непогода прошла стороной и разразилась в другом месте, они молятся и поют, но никто еще не задумывался о том, как можно направить молнию. Направить!

— Направить? — с сомнением переспросил Куизль. — Непомук, теперь ты и вправду говоришь как ведьмак.

Монах яростно замотал головой:

— Ты не понимаешь, Якоб. Молнию можно обезвредить, притянув ее железом. Это не колдовство, а доказанная истина. Еще библейские фараоны знали об этом, я сам читал в старинных пергаментах! Мы просто забыли об этом!

Палач улыбнулся:

— Так вот зачем ты таскал железные прутья по лесу! Магдалена мне рассказывала.

— Во время грозы я устанавливал их на возвышенностях. Это работает, Якоб! Молния била только в них!

Непомук так увлекся, что вскочил с пола и с большим трудом сдерживал голос.

— Еще несколько экспериментов, и я достиг бы цели! Поэтому за пару дней до ужасного пожара я установил такой стержень на колокольне. И провел от него проволоку на кладбище. Я был уверен, что смогу таким образом направить молнию в землю. Но, к сожалению…

Он замолчал и уселся обескураженный на пыльный пол.

— К сожалению, ты едва не спалил всю церковь, осел, — закончил за него Куизль. — Неудивительно, что твои собратья не лучшего о тебе мнения.

Непомук покачал головой.

— Они… только подозревают что-то, но не знают правды. Я рассказал об эксперименте лишь Виргилиусу. Он был в восторге, начал засыпать меня вопросами… Говорил, что кое-кому мои исследования очень помогут. Вот и два дня назад он снова начал эту тему, и я его выставил. Я просто боялся, что настоятель узнает правду, а Виргилиус просто взбесился.

— Ваша с Виргилиусом ссора. — Палач кивнул. — Слыхал. Поэтому монахи и считают, что ты приложил руку к его исчезновению. К тому же в мастерской нашли твой окуляр.

— Богом клянусь, я не знаю, как он туда попал! Может, я оставил его где-нибудь, а кто-то потом подложил его к Виргилиусу в качестве улики… — Непомук закрыл ладонями распухшее лицо и затрясся всем телом. — И к исчезновению Виргилиуса я тоже не имею никакого отношения! Честное слово!

— А этот проклятый автомат? — расспрашивал Куизль. — Магдалена говорит, что слышала его где-то под монастырем. Знаешь ты что-нибудь об этом?

Непомук пожал плечами.

— Знаю только, что этот автомат был любимой игрушкой Виргилиуса. И если кому-то вздумалось украсть эту куклу, то сначала и вправду пришлось бы убить ее создателя. Он ни за что не отдал бы Аврору добровольно… — Непомук в отчаянии заломил руки. — Кто-то желает мне зла, Якоб! Ты должен помочь мне! Я боюсь… в жизни никогда так не боялся! Ты сам знаешь, что мне светит, если меня уличат в колдовстве. Сначала меня повесят, потом вынут внутренности и четвертуют и под конец швырнут мои останки в огонь… — Монах с надеждой взглянул на палача. — Прежде чем дойдет до этого, даруй мне хотя бы быструю и безболезненную смерть. Обещаешь?

— Никто здесь не умрет, пока я того не захочу, — проворчал Куизль. — Зять мой говорил, что они хотят повременить с процессом до окончания праздника, чтобы не пугать паломников. Так что у нас есть еще несколько дней, чтобы отыскать настоящего преступника. Не зваться мне Куизлем, если я не найду его. — Он снова почти вплотную наклонился к другу. — Но важно, чтобы ты ни о чем не умолчал. Могу я тебе доверять, Непомук?