Перевели дух, потрапезничали, сели на вёсла и поплыли дальше…

И вот уже позади были два месяца сложнейшего пути. Были пройдены Тагил, Тура и Тобол, и сотни рек, впадавших в эти реки. Остались позади редкие стычки с вогулами, остяками и пелымцами. В конечном итоге все эти местные народцы разбегались при виде могучих богатырей в больших лодках, вооружённых, подобно богам, плюющимся огнём. Всё, чем они могли насолить казакам, это оповестить Кучума о приближающейся опасности. Ну, так от великой битвы всё равно уйти было нельзя. Да и не входило это в планы казаков! К ней они и стремились. Битва и должна была решить судьбу Сибири.

Полторы тысячи вёрст – триста против течения и тысяча двести по течению – оставались за спиной у волжских казаков! И каждый из них знал: наступает великий день в жизни каждого из них. Тот день, который не забудется никогда! И ради которого стоило родиться на свет.

Приближаясь к Иртышу, казаки изловили нескольких местных татар. Те выложили буквально всё, едва увидев перед носом кривые казацкие сабли. Сказали, что перед Иртышем в устье Тобола будет большой остров, а на острове том владения первого сановника хана Кучума – Карачи.

– Это что-то вроде визиря их, – пояснил один из пермяков, знавший лучше других иерархическую систему Сибирского ханства. – У него там свои угодья, свои шатры и даже войско, – выслушав пленного татарина, добавил пермяк.

Струги подходили к берегу острова, где разбил свой стан-город Карача, перед самым рассветом. Тут Карача, когда не был востребован в Кашлыке, резвился со своими наложницами и плодил детей от многочисленных жён. Ещё было темно, струги шли вдоль берега, вёсла нежно уходили в зыбь реки и также трепетно вырывались наружу. Точно гуси-лебеди плыли казацкие струги! Хищные и жестокие птицы! Казаки-разбойники умели подкрадываться к своей жертве так, как матёрый зверь крадётся к зазевавшейся жертве. Около сотни казаков под командованием Матвея Мещеряка, вооружённые пищалями и луками, высыпали на берег и стали подходить к крепости Карачи. Это был хорошо защищённый невысокими деревянными стенами татарский стан. Внутри стояли избы и шатры. Конечно, карачинцы знали о том, что где-то по сибирским рекам сюда плывут казаки, но к атаке не подготовились. Казаки-лучники сняли постовых. Перемахнуть такую преграду, как стены Карачевой крепости, казакам было раз плюнуть. Нападение было внезапным, резня – беспощадной. Казаки даже не думали церемониться с теми, кто так цинично и по-звериному вырезал русское население Пермского края, брал в полон женщин и детей.

Залпы пищалей опрокидывали заспанных татарских воинов; кого не уложили огнём, тех вырезали. Но самому Караче удалось сбежать. Он вылетел из шатра почти голым, бросив своих наложниц, и перебрался через стену. Прыгнув на коня и ударив пятками по бокам, Карача умчался в ночь. Где-то на окраине острова его ждала лодка. С Карачей ушёл с пяток первых его людей. В суматохе казаки не погнались за ними. Мало ли кто убегает! Гостям из-за Камня достался гарем Карачи, его арсенал и съестные склады. Что поразило казаков, так это кладовые мёда! Душистого, сказочного, волшебного! Сотни бочек дожидались там своих едоков.

Нападение на стан Карчи не просто ободрило ермаковцев – вдохновило на дальнейшие подвиги! Наложницы визиря тоже пришлись кстати. Но пир не мог быть долгим: впереди казаков ждал Кашлык. Очень скоро они вернулись на струги и поплыли дальше вдоль берега Тобола.

Наконец 25 октября казаков встретило устье Иртыша…

Как мы уже говорили, хан Кучум гордился кровью Шибанидов – потомков Чингисхана. Когда он узнал, что по сибирским рекам к нему движется флотилия русских, он вовсе не испугался. Нет! Кучум даже обрадовался. Он знал, что поредела Русь богатырями, война с Западом отняла силу у белого царя, а в Перми русских воинов осталось и совсем мало. Кучум понимал: это жест отчаяния! Последняя и безрассудная попытка отвоевать уральскую землицу.

– Глупый русский, – рассмеялся Кучум, сидя на подушках, когда осмыслил происходящее. – Разум оставил и белого царя Ивана, и Строгановых! Они нам сделали милость – тем лучше! – кивнул он своим приближённым. – Мы одолеем двух зверей поодиночке!

Вот как виделась картина хану Кучуму. В порыве отчаяния, запершись в своих городках, Строгановы решили в обход царевича Алея собрать войско и направить его сюда, на берега Иртыша, дабы ударить по Кашлыку. И конечно, они сделали это с соизволения белого царя. А что же будет на деле? А на деле будет так: его старший сын Алей, наследник великого ханства, имея огромное войско, сожжет поочередно все города-крепости Пермского края. А он, хан Кучум, возглавив другое большое войско, состоящее из его первых нукеров и пелымских и вогульских князей с их дружинами, встретит строгановских людей здесь, на Иртыше, и похоронит их тут же.

В сущности, будучи хорошим полководцем, политиком и стратегом, хан Кучум в своих фантазиях оказался не так далёк от истины. Да, при виде полчищ принца Алея люди Строгановых заперлись по своим городкам. Да, Чердынь, как оплот царя в Перми Великой, тоже оказалась осаждённой и могла надеяться только на свои стены и мужество защитников. Многие русские крепостицы оказались уже сожжены, погибла и Соль Камская. Такого опустошительного нашествия Пермь ещё не знала.

Вне крепостей остался всего один боеспособный отряд – и тот ушёл за Камень! А вот с этим отрядом, как вскоре выяснилось, был особый разговор. Ведь тут как поглядеть: уход казаков можно было расценить и как предательство! Именно так и расценил поход за Камень комендант и воевода Чердыни. По воле случая (и по разумению Москвы конечно же) этим воеводой оказался всё тот же сын боярский Василий Пелепелицын, которого едва не зарезали казаки на Волго-Самарской переправе. Именно благодаря ему, сыну боярскому Пелепелицыну, Чердынь и встретила достойным отпором татар принца Алея. Просто Василий Пелепелицын был одним из тех воинов, которых бросали на самые сложные участки государственной службы. На пограничные – в первую очередь!

Глядя на подступившую громаду сибирского татарского войска, в октябре 1582 года, когда струги Ермака входили в Иртыш для решающей битвы, Василий Пелепелицын написал в Москву донесение. В нём с горечью и гневом говорилось, что через попустительство Строгановых, отправивших казаков за Камень, вся северная Пермь оказалась под ударом сибирских татар царевича Алея. Чуть позже из Москвы прилетит гневная царёва грамота, в которой Иоанн Васильевич потребует у Строгановых вернуть казаков из похода!

Там будут такие слова, обращённые к солепромышленникам: «Почто призвали к себе воров-казаков, волжских атаманов, которые и прежде ссорили нас с Ногайской Ордою да послов ногайских на Волге, на перевозах, побивали, и купцов ордынских грабили, и нашим людям многие грабежи и убытки чинили! Великой опале подвергну вас, Строгановы, коли не вернёте казаков из похода в Сибирь и не обережёте с их пользой в Пермь Великую!»

Но куда там! К тому времени уже многое изменится за Камнем!..

Одним словом, хан Кучум был почти во всём прав. Появление русских на Иртыше – жест отчаяния? Да! Пермь осталась почти незащищённой? Тоже да! (Увы для русских!) Кучум не предугадал только одного – человеческий фактор. Южную Пермь держали в кулаке Строгановы – матёрые купцы, лучшие деловые люди своего времени, и они бы скорее дали себя растерзать, чем отнять сибирским ордынцам их кровное! Северной Пермью и Чердынью управлял сильный русский воевода, ничего не боявшийся, знавший татарский норов, готовый к смертельной битве. И, самое главное, через Камень переправились не солдаты «белого царя» – стрельцы ли, другие какие ратники, а буквально люди-звери. Казаки! Да ещё лучшие из лучших, каждый из которых стоил десяти простых воинов! Да ещё с такими атаманами, которых поискать! Пятьсот сорок казаков плюс полсотни людей Строгановых, тоже умелых вояк и работяг, стоили дорогого.