Пехота по рекам подошла через два дня и, замаскировав суда, бригада разбила свой лагерь у заросшего лесом северного берега.

Личный состав сидел около своих десятских котлов и уплетал разваренный кулеш из варёной пшеницы и добытой разведкой дичины. Отдых обещал быть недолгим, и каждый воин старался использовать его с толком.

Командиры же собрались в одном большом штабном шатре и сидели, обсуждая в деталях тот план, который уже вырисовывался, исходя из полученных сведений разведчиков.

– Так-так-так, – барабанил по карандашу пальцами Сотник, – тут вы отменно поработали, Варун Фотич. И места их логовищ выявили, и подходы к ним разметили, где дозоры и сторожа у них стоят, всё с этим ясно. Можно, конечно, как предлагает Филат, нанести удары по каждому логову отдельно, но боюсь, что немалая часть ватаги сможет тогда сбежать при нашем штурме. Местность уж больно для отхода тут удобная, сплошной край болот, озёр и заросших лесом речушек. А упускать кого-нибудь отсюда мне бы очень не хотелось. Года не пройдёт, а из них, из этих самых недобитков, новое змеиное племя, расплодившись, повылезет. Поэтому я предлагаю всё-таки разобраться с разбойниками «в тёмную», сыграв на их традиционно плохих отношениях друг с другом.

Давайте попробуем обдумать такой план, – и Андрей начал излагать то, что у него уже начало вырисовываться пока что только ещё в одной его голове.

– Фотич, где у этих медведей с волками сходятся самые острые интересы, что они тут делят и за что ссорятся постоянно?

Варун почесал голову и ответил уверенно:

– Все артельные, с кем мы под видом купеческих приказчиков разговаривали аккуратно, говорят, что самая большая война у них из-за главного большого волока вечно выходит. Из-за Усвятского, получается, ссорятся, что аж больше двадцати вёрст сушей тянется. Поэтому и платят все купцы на нём двойное мыто разбойникам, за ту половину пути, что от Двины до середины Усвят идёт – это стало быть «волкам», и вторую от середины Усвят в сторону Ловати, тут уже «медведям» причитается.

– Всё правильно, – кивнул Сотник.

– А что будет, скажи-ка мне, разведка, если особо богатый, просто богатейший такой небольшой караван, да нет, даже всего-то одна ладья с малой охраной пойдёт в сопровождении конкурента и соперника? Причём, идёт она, эта ладья под охраной конкурента свой отрезок пути, а ещё и в чужой заходит, но платит при этом, только одному разбойнику, а другому же показывает кукиш, а?

И Андрей с улыбкой воззрился на своего друга.

– Дэк, что будет-то! Ясно, что будет-то! – аж разволновался Варун, – Бой будет жестокий, не простят они такое другу дружке! Это же для них свою слабость показать означает, если уступят, то им в их лихом деле такое всё равно, что сродни смерти самой будет. Биться они будут однозначно тогда!

Вот, – поднял палец Сотник, – А нам то того и нужно. Значит, поступим мы так.

Сейчас у нас десятое августа. Сегодняшний вечер мы все отдыхаем. Завтра готовимся к бою и готовим большую ладью к волоку, а вы разведка выдвигаетесь к намеченным местам. Говоришь, вы уже под видом приказчиков будущих проходных караванов тут поработали? Ну, вот и отлично! Даю вам два дня на то, чтобы разнести весть по всем волоковым и ладейным артелям о том, что тринадцатого с утра по Усвятскому волоку пойдёт богатая ладья с золотым товаром и сопровождать её, а так же платить за её переход будут только одной, самой лучшей и главной в этих местах ватаге. Можешь не сомневаться, что до «медведей», что до «волков» та весть птицей долетит незамедлительно. И каждый из атаманов решит, что его «кидают», хм.., что это его отодвигают в сторону и мимо него проходит такой вот жирный и заманчивый кус. А его конкурент собирается стать самым главным на всём волоке и задвинуть конкурента, нуу..то есть соперника.

– Что разбойник будет в этом случае делать? – и посмотрел в горящие пониманием глаза своих офицеров.

– Всё верно, он соберёт все свои силы и ударит по коварному соседу и по охране каравана, чтобы и конкурента обнаглевшего убрать, и золото этого каравана не упустить.

Причём эта мысль будет и у медведей, и у волков, у каждого одновременно. Нам же сейчас предстоит так спланировать бой, чтобы одним ударом разом со всеми покончить и, не дай Бог! Я повторяю – не дай Бог! Ни в коем случае не потерять никого из своих людей. Хватит нам уже тех потерь, что мы понесли этой весною! Поэтому давайте сообща думать, да всё ещё раз подробно обсуждать, – и в палатке пошло оживлённое обсуждение.

Семён лежал, облокотясь об подушки на кошме, совсем недалеко от костерка, у которого над углями запекалась на вертеле целая туша кабанчика, а два здоровых и заросших бородами мужика ворочали её, равномерно прожаривая со всех сторон.

– Эй, Гундос! Отрежь-ка румяненького с этого бока. Да не с того, а с вот этого, дурак! – капризно вскрикнул атаман. За каждым вашим шагом приходится самолично следить, ничего сами ведь сделать не могут! И никто не поможет тут…

Трое сидящих рядом ближних помощника напряглись, понимая, что это камень в их личный огород. И надо быть повнимательней, ибо настроение у атамана такое изменчивое, что в каждую секунду можно было ждать от него вспышку ярости.

– Да уйди ты, безрукий!

Оттолкнули они кострового и сами начали дожаривать кабанчика, высказывая тем самым полную лояльность своему хозяину.

– Ну, наконец-то – протянул тот, – Уже, наверное, дождёмся то к ужину мясца-то!?

С берега недалёкого озера Жижицкого дул лёгкий ветерок, снося в сторону дым и мелких насекомых. Рядом было расстелено полотно, на котором лежали порезанные овощи, и стояло несколько богатых, ранее взятых из добычи, серебряных кубков.

Семён уже было приготовился отдать распоряжение на начало трапезы, как вдруг его отвлёк приближающийся звук копыт лошади.

– Кто там? Узнайте! – и пара стоящих рядом телохранителей в кольчугах и при оружии сорвались с места по направлению к усадьбе, что располагалась рядом, буквально в двух сотнях шагов.

Через пару минут они же быстро подошли вместе с прибывшим дозорным и человеком их сельца Плюховского, что стояло рядом с одноимённым нижним и коротким Задвинским волоком.

– Кто таков и что тут надо? – нахмурившись, спросил прибывших Семён.

Дозорный Афонька шмыгнул носом и косноязычно доложил:

– Дык сижу я на дереве значит хозяин, а моя кобыла Травка то на полянке пасётся, а этот бежит по полянке мимо и к кобыле моей прямиком! Я думал, он её схитить хочет, и в него рогатиной ужо хотел было ткнуть. А этот-то давай орать, что у него дело до самого «волка» есть и, что если я его ткну тут, то атаман самую важную весть не узнает, и меня самого за это мечем, посечёт. Вот я и сказал ему, чтобы он прыгал на ту кобылу, и мы сразу сюда прискакали, вот значит.

– Что за весть-то, дурак? – нахмурился атаман, – Коли блажь какую принёс, так прямо вот тут на этом самом вертеле за место кабана тебя изжарить велю!