– Здравствуй, Ава. Можно войти?

– Конечно. – Я закрыла книгу.

Пенни опустилась на стул напротив дивана.

– Хочу поговорить по поводу кремации твоего отца. Она состоится в следующую субботу.

– О. Ладно. Спасибо за помощь.

– Не стоит благодарности, Ава. Кого мне известить? Друзей? Коллег? Родственников?

– Папа был не очень общительным. У него есть брат, но мы незнакомы, и у меня нет его адреса.

– А как насчет работы?

Я рассказала ей о папиной работе таксистом в крупной компании и об университете, где он преподавал классическую литературу и языки. А после узнала, как все пройдет: сначала церемония, потом кремация. Мне сообщат, когда можно будет забрать пепел, но забирать его необязательно, пока не решу, что с ним делать. Абсурдный разговор.

– У меня есть и хорошие новости, Ава. – Она улыбается.

– Наконец-то. Какие?

– Вероятно, на следующей неделе, в среду или четверг, уже начнутся занятия. Заместитель директора предлагает тебе переехать пораньше, чтобы обжиться.

– О.

– Все в порядке? Ты же хочешь переехать?

– Да, конечно. Просто удивилась, что так скоро, да и Сэм с родителями в отъезде. Мне кажется, неправильно уехать, не поблагодарив.

И не убедившись, что с Сэм все в порядке.

– Я передам им. Мы рады, что ты жила с нами все это время, несмотря на сложившиеся обстоятельства. Мне помочь тебе собрать вещи?

– Нет. Все уже упаковано в коробках из квартиры, – они все еще стоят вдоль стены. – Ничего другого нет.

– Значит, я заказываю машину завтра на утро? В десять водитель будет тебя ждать.

Теперь земля от забора и до дома ярко освещена. Слышны крики, высокие отрывистые звуки. Это что, стрельба?

Я прижимаюсь к стеклу и зажимаю кнопку повтора съемки. Кто бы это ни был, но их, кажется, окружают – быстро и легко. В их действиях нет организованности, и они безоружны – как только раздались выстрелы, они упали и закинули руки за голову.

Но ведь никто не знал, где мы. Но когда в небе снуют вертолеты нетрудно догадаться, что здесь что-то происходит. Только вот если они хотели действительно напасть, то наверняка бы подошли к этому более… не знаю, организованно, что ли, и не заявились с пустыми руками.

С нами оставили Коулсона, который постоянно переговаривался по рации в другом конце комнаты. Я стараюсь подслушать, но улавливаю лишь интонацию.

Наконец он подходит к нам.

– Ситуация уже под контролем. Наши люди обыскивают дом и прилегающую территорию, чтобы никого не упустить.

Миссис А кивает. Она очень спокойна и задумчива. В отличие от нее, мама здорово разволновалась и вздохнула с облегчением, когда услышала слова Коулсона.

Я вернулась к окну. Появились новые люди – похоже, солдаты – и принялись обыскивать территорию, как и сказал Коулсон, и вскоре нам сообщили, что опасность устранили. Миссис А развела детей и Стеллу по комнатам, но я отказалась уходить.

Папа и Армстронг пришли в бешенство и спрашивают одного из агентов безопасности, откуда арестованным известно, что мы здесь будем. И как они умудрились обойти заборы и охрану?

Оказалось, что нападавшие понятия не имели, что в доме кто-то есть, – это обычные хулиганы, которые ни за что не сунулись бы сюда, если бы знали о нас и усиленной охране.

Но что, если агенты ошибаются? Как бы все сложилось, если бы мы не возились с телескопом и не заметили этих якобы хулиганов, крадущихся по лужайке? Я чувствую слабость. И гоню прочь мысли. Страшно представить, чем бы все обернулось, если бы они пробрались в дом.

Наверное, это отразилось на моем лице – папа подошел и положил мне руку на плечо.

– Я никому не позволю тебя обидеть. Не забывай об этом, хорошо?

– Хорошо.

Он обнял меня и отправил нас с мамой наверх, в наши комнаты, а сам с Армстронгом и Астрид остался внизу.

Окна моей комнаты выходят на ту же лужайку, по которой крались хулиганы. Чувствуя тревогу, я проверила, закрыто ли окно. Дверь не запирлась, и пришлось подпереть ее стулом.

Я решила, что не скоро усну, и даже не стала пытаться. Вместо этого я перекинула в телефон все фотографии, которые скопились в камере за несколько дней, чтобы увидеть их на экране.

Сегодняшние снимки вышли удивительно четкими. Камера способна сильно приближать и подстраиваться под световые условия. Фотографии делались через каждую секунду, и сейчас, пролистывая их, я будто смотрю подрагивающее видео.

А что нарушители? Большинство – мои ровесники, а многие и вовсе выглядят младше. Военные заставили их уткнуться лицами в землю и заложить руки за голову. Одного за другим их грубо вздергивали на ноги и заковывали в наручники. Всего их оказалось двадцать.

Вид у них испуганный, а не злой, и, кажется, они безоружны.

Зачем они вообще пришли? Неужели это действительно просто хулиганы, как и сказал тот агент?

Я подумываю позвонить Аве, чтобы узнать ее мысли по этому поводу, но уже очень поздно. Она наверняка спит.

Поговорим, когда вернусь.

В воротах меня встречает заместитель директора.

– Ава, мне ужасно жаль, – говорит она, и сочувствие ее буквально переполняет.

– Спасибо, – отвечаю я, потому что надо что-то ответить. Но благодарить за жалость так же глупо, как и жалеть. Так принято в обществе: просить прощения, что сбил кого-то с ног или пролил кофе кому-то на книгу. Она всегда мне широко улыбается, будто я какой-то особый социальный проект, с которым нужно быть по возможности менее искренним.

Но когда начнутся занятия, от этого ведь никуда не денешься, правда? Все будут так делать. «Нам жаль, Ава». Девочки, которые прежде со мной даже не разговаривали, теперь будут сочувствовать и улыбаться.

Но нельзя уже отвечать, как прежде – с вызовом или вовсе пропускать мимо ушей. Теперь придется следить за словами. Если стипендию отменят, пострадает не только моя учеба, я лишусь крыши над головой.

– Смотритель принесет твои коробки. Идем, я тебя провожу.

Неужели она правда думает, что я, проучившись в школе с одиннадцати лет, сама не найду дорогу?

Мы идем через школу в дальнюю ее часть, к пансиону. Хоть я и знаю, где он находится, но внутри никогда не была и теперь волнуюсь.

– Другие девочки уже приехали?

– Разъехались до начала занятий.

– А когда вернутся?

– Вероятно, в четверг. Мы ждем подтверждения от властей.

Она открывает дверь в пансион. Нас встречает заведующая, которую представляют как миссис Морган, и заместитель директора прощается.