Но вижу всего лишь испуганных детей.

Я возвращаюсь назад на несколько дней и пролистываю все фотографии, которые сделала за последнее время, начиная со снимков из вертолета, когда под нами собиралась толпа недовольных после объявления о созыве нового правительства. И снова вижу только подростков. Они расстроены, как и я сейчас, но безоружны. Но солдаты сбивают их с ног.

И это натворил папа – это последствия его сделки с Армстронгом.

Но он говорит, что хочет меня обезопасить, хочет всех обезопасить.

Я через силу включаю телевизор и смотрю новости. Два парня и девушка – им немногим больше восемнадцати. Веревки, открывающиеся люки. Они падают, дергаются и затихают.

Ава говорила, что теперь не будет никакого надзора за действиями правительства, но ничего подобного я и предположить не могла.

Что там говорила мама Лукаса? Демократия мертва? Я ищу ее блог с планшета.

Странно, но найти не могу.

Я зашла в историю просмотров и нашла ссылку, но она не открылась. Тогда я стала просматривать всю историю в поисках другой ссылки, но та оказалась единственной, да и то не рабочей.

Минуточку, а это что за ссылка? Моим планшетом пользовалась Ава. Она искала информацию об Армстроге? О папе тоже.

И обо мне.

Зачем?

Она интересовалась моим похищением. Для чего?

Любопытство пересиливает, и я прохожу по ссылкам, которые просматривала Ава. Я была совсем маленькой тогда, и у меня не осталось четких воспоминаний, но меня до сих пор мучают кошмары, и я гоню прочь мысли о случившемся. Никогда прежде я не говорила об этом и не пыталась ничего выяснить.

Папа спас меня. Его называли героем – он и сейчас пытается им быть, да?

И тут я вижу то, отчего застываю, почти не дыша. Он отказался платить выкуп? Они угрожали убить меня, и все же он отказался платить. Он выследил их и спас меня, но что, если бы он опоздал?

Даже собственный ребенок не стоит того, чтобы идти на сделку с преступниками.

Нужно пойти и спросить его. Я давно знакома с политикой и прекрасно знаю, что не всему в прессе можно верить.

Но откуда-то я знала точно, что это – правда.

Тогда он отказался платить выкуп даже под угрозой моей смерти. Он ведь и сейчас делает то же самое. Хочет наказать преступников, заставить их поплатиться – арестовать, как моих похитителей, или даже повесить. Но на самом деле ему не важно ни мое мнение, ни мнение других людей, так ведь?

Всю жизнь я отчаянно пыталась не огорчать его поступками, соответствовать ожиданиям. Но как я могу поддерживать то, что он творит сейчас?

Это невозможно. Просто невозможно.

На экране выскочило сообщение: Лукас, спрашивает, почему я не отвечаю на звонки. Я качаю головой – сделаю вид, что не заметила.

Но тут вспоминаю, что блог его мамы больше не работает. Все ли в порядке?

Я: Прости, потеряла телефон. Ты как?

Лукас: Плохо. Позвони мне на домашний. Пожалуйста. Нужна помощь.

И высылает номер.

Что случилось?

Он снял трубку после первого же гудка.

– Это я, – говорю. – Что случилось?

– Моя мама. Она пропала.

– Пропала? Что значит «пропала»?

– Они пришли и забрали ее.

– Кто?

– Лордеры, кто же еще. Она журналист. Написала статью, как правительство злоупотребляет властью. Собиралась отвезти Ники к тете, но тут одна за другой подъехали правительственные машины, маму скрутили и запихали в одну из них. Я все видел в окно на втором этаже. Пока сбежал вниз, ее уже увезли. Ники ревел в машине один. Она пропала.

Нет. Я затрясла головой, но в трубку этого не видно.

– Нет, быть такого не может. Ее наверняка похитили какие-нибудь бандиты и теперь потребуют выкуп, – сказала я и неуютно поежилась – до сих пор жутко говорить о таком.

– Страшно думать, но уж лучше бы так, чем то, что случилось на самом деле. Папа обивает пороги, пытается добиться ответов, но ему ничего не говорят. Ты можешь что-нибудь узнать?

– Поверить не могу…

– Если не можешь поверить в то, что происходит вокруг, значит, живешь в мире фантазий. Очнись, спящая красавица.

Связь оборвалась.

Я в смятении смотрю на трубку в руке. Неужели это правда? Значит, Ава не ошиблась? Правительство, в том числе и мой отец, мешают людям узнать правду и поэтому заставляют замолчать журналистов, а если они не желают подчиняться, то просто их устраняют?

А бедный Ники, которому едва ли больше четырех или пяти, остался один плакать в машине и звать маму. Что, если бы Лукаса не оказалось рядом?

Бедняга Лукас, бедная его семья. Боюсь представить, что они сейчас переживают. Я безуспешно пытаюсь перезвонить и начинаю волноваться – надеюсь, он не отвечает только потому, что сердится.

Если есть причина для ареста мамы Лукаса, значит, ей предъявят обвинение и будут судить – все как обычно. Ей положен один телефонный звонок, так что семья узнает, что с ней.

Но я вспоминаю виселицы в Чекерзе. Отец сказал, что виновных судил полевой суд, не знаю, что это, если какой-то суд и был, то прошел очень быстро: их повесили на следующий день после ареста. Вот почему нас рано отослали домой – чтобы мы не видели этого.

Лукас просит о помощи, но что я могу? Папа ничего мне не расскажет. Он, вероятно, считает маму Лукаса преступницей.

Я перебираю в памяти других журналистов, которые всегда докапывались до правды, задавали неудобные вопросы и доставляли массу неприятностей – папа терпеть не мог давать им интервью. На ум пришли пятеро. Поочередно я поискала всех в сети. Ничего – ни блогов, ни статей. Даже аккаунты в социальных сетях удалены.

Откуда людям знать правду, если ее старательно прячут? Если ее постоянно замалчивают?

Улицы Лондона наводнили военные. Но мы ни с кем не воюем в привычном смысле – в нашу страну никто не вторгается. Британцы борются с британцами, армия – с гражданскими. Сидя в тепле и безопасности, мы наблюдаем, как быстро и жестоко подавляются протесты.

Угодная государству пресса неустанно твердит, что жесткие меры – это благо, и с этим можно согласиться. Ведь на улицах станет безопасно. Люди снова смогут ходить на работу. Послезавтра открывают школы, в том числе и мою.

Но в девять часов вечера начинается комендантский час, и всякого, кто окажется на улице в это время, ждет арест.

Тюрем на всех не хватит, и потребуются новые.

Придется увеличивать армию, а это обеспечит работой всех нуждающихся – они смогут носить оружие и угрожать соседям.

А кто будет следить за всем? Агенты закона и порядка, лордеры, как те, что забрали маму Лукаса?