– В районе собираются большие группы протестующих, – говорит он. – Мы должны вас увезти.

– Спасибо, что сказали правду.

– Вам она по зубам.

К нам присоединяются мама и миссис Армстронг, и мы спешим по коридору. На лице Сэнди проступает неуверенность, будто она смутно осознает – что-то не в порядке. Мы подходим к двери и слышим: звук разъяренной толпы. Смутные, отдаленные стоны и хрипы заполняют воздух.

Нас окружают агенты вместе с Коулсоном и ведут к парковке, которую каким-то чудом очистили для нашего транспорта.

Это большой военный вертолет, чтобы всех вместить. Над нашими головами вращаются лопасти, и близнецы со всех ног бегут под ними. Нам помогают взойти на борт.

– Где папа? – спрашиваю я маму, когда мы садимся рядом.

Коулсон помогает нам пристегнуться и слышит вопрос.

– Он с премьер-министром уже улетел на другом вертолете, – говорит он.

– Женщины и дети не вперед, – ворчит миссис Армстронг.

– Им не дают выбора в вопросах безопасности, – говорит другой агент, который всеми руководит. – Этим занимаемся мы.

– Превосходно, – говорит миссис Армстронг, и в голосе ее звучит многослойный сарказм.

Теперь я внимательно ее разглядываю. Пожалуй, мы можем поладить. Она ведь когда-то боролась за гражданские права. Что она думает обо всем происходящем и о роли ее мужа в этом? Мне любопытно.

Мы взлетели, и мой желудок ухнул вниз. Странное чувство, когда взлетаешь и слышишь, как вращаются лопасти над головой. Я специально села поближе к окну и сейчас смотрела, как вертолет пересекает небо.

Я прижалась к стеклу, не выпуская из рук камеры, и снимала всю дорогу. Надеюсь, я выбрала правильный угол, чтобы снимать землю под нами. Проверять я не решилась: вдруг кто-то заметит, возмутится и отнимет камеру.

Под нами Вестминстер, Темза. Толпа бурлит и вопит, окружает нас, но мы поднимаемся все выше. Вокруг протестующих сжимается кольцо – военные. Полиция.

Что случится потом? Можно ли арестовать стольких людей разом?

Папа сказал, что отныне снимается запрет на смертную казнь: ничего не обсуждали, не проводили референдум или голосование.

Можно ли всех этих людей обвинить в терроризме и измене родине?

– Кажется, я видела в саду вертолет, – говорю я.

– О, представляешь, мы на нем только что прилетели.

– Что ты видела?

– Все то же. Толпы людей. Полиция. Солдаты. Пара танков.

– Ты в порядке, Сэм?

Она пожимает плечами, но искусственная улыбка и напускное равнодушие сходят, и остается лишь усталость. Она смотрит на меня.

– Я просто… знаешь…

В дверь стучат, и заглядывает Пенни.

– Простите, что прерываю, девочки. Саманта, родители хотят тебя видеть через десять минут – семейный обед, только вы трое. Ава, тебе что-нибудь пришлют.

Сэм пытается возражать, что меня не пригласили, но я качаю головой.

– Уверена, вам надо поговорить. Все хорошо.

С моей точки зрения так и есть, но плечи Сэм поникли – я знаю, что сейчас она хочет вовсе не этого.

– Спасибо, Пенни, – говори она. – Я приду через минуту, не нужно меня провожать.

И мы обе смотрим, как Пенни уходит.

– О боже! – стонет Сэм. – Опять «команда Грегори»?

– Команда Грегори?

Она качает головой.

– Раньше папа любил эту фразу, сейчас стал ее повторять. Прости, что приходится оставлять тебя одну.

– Не важно, честно.

– Мне нужно переодеться. Эти туфли – просто пытка.

– Пока ты не ушла, хочу сказать кое-что.

Она оборачивается и внимательно ждет.

– Что-то случилось?

– Нет, пока ничего. По правде говоря, мне повезло. – Я немного нервничаю. – Что ж, школа предложила мне повышенную стипендию. Поэтому я переезжаю в пансион.

Она нахмурилась, чуть сдвинув брови. Покачала головой.

– Ты что, правда хочешь целыми днями проводить в школе – не только учиться, но и жить там?

– Думаю, так лучше.

– О.

– Когда школу снова откроют, я перееду.

Она уткнулась взглядом в пол. Потом вновь посмотрела на меня.

– Ты точно этого хочешь?

– Нет, конечно. Я хочу снова жить с папой. И, черт возьми, с мамой тоже.

В глазах Сэм сочувствие, но не такие чувства я хочу в ней вызывать. Я качаю головой.

– Теперь этого не будет. Ты опоздаешь к ужину, если сейчас не пойдешь переодеваться.

– Точно. Ладно. – Она не сдвинулась с места.

– Иди, Сэм.

Она отвела взгляд и вышла. Хлопнула дверь напротив.

Я привалилась к стене. Отчего-то кажется, что я поступаю неправильно.

Стоило обсудить подробнее? Не знаю. Я обязана была рассказать раньше, чем она узнает об этом от своей мамы.

Но к чему такая спешка с ужином? Они ведь только приехали, могли бы сначала отдышаться.

Я нахмурилась, внутри поселилось беспокойство. Они хотят оградить Сэм от общения с людьми вне «команды Грегори»?

Вот почему мне вдруг повезло получить повышенную стипендию – они хотят избавиться от меня, устранить.

Но если бы стипендия была делом рук родителей Сэм, они бы об этом наверняка сказали. Если только не хотели, чтобы Сэм узнала.

Я покачала головой: ну и глупости приходят в голову. Они столько сделали для меня, зачем станут теперь избавляться?

Стоит поторопиться. Я опаздываю, вот только ноги не слушаются и идут медленно. Преодолев первый пролет, я столкнулась с мамой – она как раз выходила из комнаты. Она останавливается и ждет, когда я спущусь.

– Ну и денек, – произносит она.

– Ага.

Мы входим в столовую.

– Вот и две мои красавицы, – говорит папа, поднимаясь.

Мы садимся, вносят ужин. Кажется, привычное домашнее правило говорить за едой о пустяках никто не отменял. Родители обсуждают всякую ерунду: погоду, меню, но сегодня я не в настроении, чтобы играть в эти игры.

– Почему притихла? – наконец замечает папа.

– Устала.

И это правда. Мне хотелось есть, но аппетит пропал. Кажется, я еще… до конца не переварила все, что видела и слышала сегодня. Не покидает чувство, будто я сплю и вижу сон и завтра над этим всем просто посмеюсь.