Лукас: Нет, нет и нет. Я видел это…

Чуть позже приходит фотография.

Я в ужасе смотрю на экран. Огромная металлическая штука, которой точно не место на обычной лондонской улице. То есть раньше было не место. Теперь же через дорогу видны сожженные магазины, всюду руины и скелеты машин. Приходится моргнуть пару раз, чтобы понять – мне не чудится.

Это танк. Обычный военный танк, который стоит на улице у Лукаса под окном.

Я: Мне не кажется?

Лукас: Ты видишь танк?

Я: Да.

Лукас: Если у нас не групповая галлюцинация, то это правда танк.

Я: Что он делает?

Лукас: Сейчас? Подожди, проверю… Ничего. Просто стоит с угрожающим видом. А поблизости бродит парочка военных – кажется, они заняли магазин вниз по улице и теперь просто слоняются вокруг. Когда он тут появился прошлой ночью, с улицы все разбежались. С тех пор очень тихо.

Я качаю головой. Думаю, в городе он не один. Что делает армия на улицах Лондона?

Я уже печатала ответ, когда телефон в руке зазвонил, и я вздрогнула. Мама. Еще и восьми нет. С ума сойти.

Я нажала «ответить».

– Привет. Что случилось?

– Прости, дорогая, я знаю, что еще рано. Нам нужно подготовиться ко встрече с прессой – выезжаем через пару часов. Совместное заявление премьер-министра и твоего папы, команде Грегори быть обязательно, как и семье Армстронга. Поднимайся, Пенни скоро принесет тебе новое платье, если, конечно, его сумеют доставить. Если нет, придется придумать запасной план, – в голосе появляются панические нотки. – Ну же, поторопись, Саманта.

– Хорошо. Пока.

Пришло еще одно сообщение от Лукаса.

«Ты тут или испугалась размеров моего танка и грохнулась в обморок?»

Я: Не грохнулась. Но дела зовут: нужно подготовиться к дурацкой пресс-конференции. Следи за танком.

Лукас: Обязательно. Повеселись.

– Кажется, ты куда-то собираешься.

– От скуки я бы точно так наряжаться не стала, – буркнула Сэм и поправила подол платья, бледно-голубого и блестящего, подходящего к глазам. Она выглядит изумительно и в то же время так непривычно.

Сэм пристально на меня посмотрела:

– Что-то не так?

– Мы говорили с Пенни об организации похорон для папы.

Она касается моей руки.

– Наверное, очень тяжело с этим сейчас разбираться.

– Никуда не денешься. Мне здорово помогают твои родители, что очень щедро с их стороны.

– Послушай знатока. Деньги для них ничего не значат. Вот сочувствие и поддержка – куда сложнее. Они выбрали простой путь.

– Сэм! – воскликнула я пораженно.

– Просто не нужно лишней признательности. Я рада, что они помогают, но деньги для них – пустяк.

– Ты так и не сказала, куда собираешься.

– Новое правительство, – она вскидывает брови, затем прищуривается, – выступает с заявлением. А на фоне должны стоять обожающие семьи.

– Интересно, что они скажут.

– Понятия не имею. Я училась ни на что не реагировать. Давай попробуем.

Во взгляде появилась уверенность. Сэм пригладила волосы, выпрямилась и, сцепив впереди руки и чуть подавшись вперед, будто с жадным вниманием, надела искусственную улыбку.

– Отлично. Хм-м, что ж, посмотрим… Вводится обязательная военная служба. – Она даже не дрогнула. – А как насчет призыва в армию в пятнадцать? – Никакой реакции. – Хорошо, у тебя получилось. Надеюсь, тебя это не слишком измотает.

Сэм погасила улыбку и привалилась к дверному косяку.

– О, будет точно не просто. Но я больше волнуюсь о том, что скажут.

Я кивнула.

– И я.

Она взглянула на меня.

Даже на каблуках Сэм все равно ниже меня. Она склоняет голову набок.

– Спасибо, Ава.

– За что?

– Тебе пришлось столько пережить, а ты стоишь здесь и слушаешь меня. Ты не представляешь, как важно иногда говорить то, что думаешь. – Она коротко меня обняла, коснулась мягкими волосами щеки. И я вдруг осознала.

Она ведь не знает. Что я уезжаю. Не стала бы молчать, если бы знала. Но сейчас не время рассказывать.

Она ушла, а я осталась сожалеть, что не решилась: что, если она узнает от своей мамы?

Мама бегло оглядывает меня с ног до головы. Затем чуть одергивает рукав, поправляет украшение на шее. И, наконец, взяв меня под руку, поворачивает к большому резному зеркалу в коридоре верхнего этажа.

Она очень серьезно рассматривает наше отражение, и я спешу сказать то, что ей приятно услышать.

– Как сестры.

И это правда. Ни за что не подумаешь, что это моя мама. Мы очень похожи, только я ниже ростом, и особенно заметно сходство в таких нарядах – на ней костюм того же оттенка, что и мое платье, и сшитый из того же материала. Кому-то пришлось потрудиться ночью, чтобы сшить эту одежду.

Она улыбается.

– Пожалуй.

Папа уже уехал. Мы спускаемся по лестнице в холл, где нас встречает новая спецгруппа охраны. Я волнуюсь, но боюсь не того, что нас ждет на конференции, а дороги. Во всяком случае, пока. И я не расстаюсь с камерой, как с талисманом. Я подвесила ее за маленькое колечко к браслету – можно и в рукаве спрятать, и в руке держать. Мама не заметила маленькое и тонкое устройство, когда осматривала наряд.

Внизу нас ожидает человек пять мужчин и женщин. Среди них помощник папы, которого я уже встречала. Он спешит к нам.

– Лейтон, рада встрече, – говорит мама.

– Честь для меня сопровождать двух юных дам, – говорит он, и я подавляю желание закатить глаза. – Позвольте представить вам новую охрану.

Звучат имена, и я улыбаюсь и киваю каждому человеку вслед за мамой, но вдруг узнаю одного из них – это агент Коулсон, который утащил меня подальше, когда начался кошмар во время протестов. Сначала я злилась, что он привел меня к отцу, но, не сделай он этого, вряд ли бы я выбралась невредимой из такой давки. Интересно, это повышение? Так папа решил отплатить долг?

Я взглянула на маму – стоит ли признаться, что мы встречались? Нет. Папа бы вряд ли рассказал ей. Стоило ей отвернуться, Коулсон коротко подмигнул, будто понял то же самое.

Нас с мамой провожают к новой машине – это лимузин с двумя рядами сидений, обращенных друг к другу, в задней части салона. Автомобиль бронированный, а стекла в нем – пуленепробиваемые, так что можно почти ничего не опасаться, но вместо того, чтобы успокоиться, я лишь еще больше разволновалась: неужели чего-то все-таки стоит опасаться?