Глаза девочки засверкали.

— Тише, тише, Кейт, — священник взял ее за руку. — Я спрашиваю не о том, чего ты не будешь делать, но хочу знать то, что ты уже сделала. Какого рода была эта ложь?

— Видишь ли, папа… Та, другая Сильвия, знаешь, Сильвия-Джоанна, ну, нынче день ее рождения… Мы с ней еще в Борнмуте условились провести этот день вместе. В субботу, услышав об этом, тетя Барбара сказала, что не желает, чтобы я с ними сближалась, что я не должна к ним ехать. И заставила меня написать в записке, что она уже этим днем распорядилась за меня…

— А вдруг она действительно что-то запланировала для тебя на этот день?

— Ах, папа, этого не может быть! Потому что, когда я ей говорила, что не стану писать неправду, она ни разу меня не остановила и никак не упомянула о своих планах!

— И ты вот в таких выражениях и сказала это своей тетушке?

— Да, — Кейт опустила голову, — я очень разгорячилась.

— Тогда я не удивляюсь, что леди Барбара потребовала беспрекословного послушания и не захотела больше ничего обсуждать с такой дерзкой девочкой.

— Но, папа, она же лжет для приличия! — воскликнула Кейт. — Она говорит, что ее дома нет, когда она дома, и…

— Постой, Кейт! Не тебе судить о том, что делают взрослые. Может быть, я или Мэри не сказали бы так в подобном случае, но обычно, когда говорят, что нет дома, то хотят этим сказать только, что не желают принимать гостей. Точно так же и тут: твоя тетушка Барбара, сказав, что распорядилась прежде уже за тебя понедельником, хотела, вероятно, только повежливее отказать Вардурам. А ты даже не знала, точно ли она распорядилась этим днем или нет.

— Правда, мой учитель рисования хотел прийти в понедельник, — пробормотала Кейт, — но он не условился об этом заранее.

— Ну, Кейт, кто же теперь преувеличивает? Ты нас заставила поверить, будто леди Барбара заперла тебя, чтобы принудить тебя солгать.

— Право, папа, я не говорила «заперла», это Чарли и Сильвия сказали!

— Но разве ты их поправила?

— Ах, папа, папа! Я сделала это без намерения. Я теперь всегда дурная, даже хуже, чем была прежде дома! Это совершенная правда, теперь я никогда не веду себя, как следует. Папа, папа, неужели ты не можешь вытащить меня из всего этого? Если бы ты мог меня взять опять домой! Я не думаю, чтобы тетки хотели оставить меня у себя. Они говорят, что я такая дурная, такая страшная, что от меня занемогла тетя Джейн! Забери меня назад, папа!

Мистер Вардур взял Кейт на колени и прижал ее к своему сердцу.

— И желал бы это сделать, друг мой, — сказал он, — и хотелось бы взять тебя назад, но это невозможно. Тебе предназначено другое положение на свете, и жить у меня в доме, где нет никого старшего, кроме Мэри, чтобы присмотреть за тобой, тебе не позволят. Если бы моя жена была жива, тогда… — при этих словах Кейт обняла его, — тогда мой дом был бы и твоим собственным… Но при настоящем положении вещей я не могу устроить своего хозяйства так, как потребуют это люди, заботящиеся о твоей судьбе. Да притом еще, бедное дитя мое, мне кажется, что это мы развили в тебе те самые недостатки, которые составляют теперь твое несчастье.

— О нет, нет, папа, ты меня исправлял! А вот тетя Барбара, она делает все, чтобы я… ненавидела ее!

Да, право так, что же мне делать, если я не могу себя вести там хорошо?

— Что ты хочешь этим сказать, друг мой? В чем состоят твои затруднения? Скажи, я постараюсь тебе помочь.

Когда дело дошло до подробных объяснений, бедная Кейт поняла, что сделать это совсем непросто. «Тетка всегда была сердита», — вот единственная, самая отчетливая мысль, образовавшаяся в ее голове. Тетка никогда не была ею довольна. Ей не нравилось все, что делала Кейт. Она не наказывала девочку, но гораздо хуже этого… А что именно?

Кейт не знала, как объяснить, и могла только повторять еще и еще раз, что «все идет дурно и что она очень несчастлива».

Мистер Вардур тяжело вздохнул. Ему было очень грустно за этого ребенка, которого он любил, как своего собственного. Задумавшись, вспомнил он при этом о своей жене, которая так ласкала маленькую сироту, дочку своей сестры.

— Когда возвратится домой твой дядя Джайлз, все пойдет лучше, — попытался он утешить Кейт.

— О нет, папа, не может быть! Дядя Джайлз еще строже тети Барбары. Тетя Джейн сколько раз говорила мне, что не могла видеть, как жестоко он обращался со своими сыновьями.

— Я никогда не видел полковника в собственном семействе, — проговорил мистер Вардур задумчиво, — но знаю одно, Кейт: твой отец уважал его больше, чем кого-либо. И после его смерти только Джайлз помогал тебе и твоей матери. К тому же он очень похож на твоего отца…

— Лучше бы он был похож на тебя, папа, — вздохнула Кейт. — О, если бы я была твоей дочерью!

— Не будем говорить о том, чего нет, — сказал мистер Вардур. — Вернемся к тому, что есть. Нужно видеть вещи в их истинном свете. Богу было угодно дать тебе, моя крошка, такое положение, когда от тебя будет зависеть благосостояние многих людей, когда ты будешь примером для окружающих. Поэтому строгое воспитание будет тебе только на пользу…

— Но это ведь не исправляет меня, а, напротив, портит и делает дурной!

— Нет, Кейт. Ничто не может сделать тебя дурной. Ничто не в силах этого сделать!

Поняв, что хотел этим сказать мистер Вардур, Кейт опустила голову.

— Друг мой, я верю, что ты чувствуешь себя одинокой и грустной и что тебе недостает той любви, которая окружала тебя здесь. Но думала ли ты когда-нибудь о том Друге, который ближе всех к нам и который особенно милостив к маленьким сиротам?

— Я не могу… я не могу чувствовать этого, папа, не могу!.. Зачем же тогда случилось так, что я должна уйти от вас и от всего, что мне дорого?

— Ты не можешь видеть этого теперь, но со временем увидишь, — ответил священник. — Если будешь действовать как должно, то награда тебе будет после. А пока придется поверить мне на слово так же, как ты веришь моей любви к тебе, несмотря на то, что я отвезу тебя все-таки назад к теткам.

— Да, ты меня любишь… Я это чувствую, — сказала Кейт.

— Милое дитя мое, Отец Небесный тоже тебя любит. Если ты станешь молиться от всего сердца и попросишь у него помощи и утешения во всех твоих настоящих затруднениях и горестях, то, поверь мне, как бы ничтожны они ни были, ты почувствуешь Его нежное сострадание и любовь к тебе!

— Но я ведь такая нехорошая…

— Он может переменить тебя, Кейт. Ведь до сих пор тебе казалось скучным учение молитв, не правда ли?

— Да, исключая те, что похожи на поэзию. Последние всегда казались мне прекрасными, — прошептала Кейт.

— Вот и приложи теперь свое сердце к молитвам. Поищи в псалмах священные песни, относящиеся к твоему одиночеству. Вспомни, что мы соединяемся мысленно друг с другом в то время, когда читаем те же молитвы или те же наставления или когда думаем друг о друге. А еще лучше, поверяй свои скорби Богу, и когда почувствуешь его помощь, то сама гораздо лучше, чем бы я мог тебе объяснить, узнаешь, в чем она состоит.