— Какой еще Архангельск?! Никуда ты не поедешь! Мой женой будешь, я сказал!

Мира несчастно простонала, протягивая к дочери руку. Вдруг Артемьева безжизненно отвалилась к стене. Слава увидела, как из тела матушки начала вылетать душа. Дико вскрикнув, девушка неистово забилась в руках Федора, крича:

— Пусти! Слышишь, пусти! Умирает она!

— И поделом ей! — жестоко прорычал Федор, таща ее по коридору прочь.

Ноги Славы болтались в воздухе, и она изо всех сил пыталась вырваться из рук Артемьева, чтобы броситься к умирающей матери.

— Отпусти! Я хочу к ней! — кричала в истерике Слава.

— Никуда не пойдешь. А раз не слушаешься меня, так сидеть тебе под запором!

Федор дотащил брыкающуюся девушку до ее горницы и бросил на кровать. Слава, плачущая, ошалевшая от всего, лихорадочно выпалила ему прямо в лицо:

— Не стану я твоей! Слышишь, Федор?!

— Это мы еще посмотрим! — с угрозой прошипел он и вышел прочь из горницы, предварительно заперев дверь и вытащив из замка ключ.

Восстание продолжалось трое суток. Каждый день к бунтующим присоединялись все новые люди. Зарево горящих дворов было видно на несколько верст. Восставшие стрельцы, на сторону которых перешла большая часть бедных горожан, безнаказанно вершили самосуд и управляли всем в городе. Почти все приближенные воеводы Ржевского попали под расправу разъяренного люда. Улицы, дворы, площади Астрахани были наполнены запахами горящего дерева и крови. Федор, который являлся одним из самых ярых зачинщиков бунта, оказался нынче в чести. Дом и усадьбу отца его более не трогали, хотя восставшие продолжали грабить дома купцов, чиновников и дворян. Жгли их усадьбы и безжалостно расправлялись с хозяевами.

Глава III. Невольница

Небольшая уютная горница освещалась тусклым светом единственной плачущей воском свечи. Слава, зябко кутаясь от вечерней прохлады в расписной платок, с тоской смотрела на далекие мерцающие звезды. Уже два дня она была пленницей в собственной спальне. Теперь Федор запирал ее горницу на ключ, который носил на своем поясе, а внизу под окнами постоянно караулил один из мужиков, чтобы девушка не могла сбежать через окно. Вчера схоронили ее матушку. Лишь на эти краткие два часа Федор позволил ей выйти из своей комнаты, чтобы она могла проститься с Мирославой.

Еще с того горького дня, когда сначала зверски был убит Тихон Михайлович, а затем скоропостижно умерла ее матушка, Слава впала в горестное нервное состояние. Слезы постоянно катились из глаз девушки, и она чувствовала себя до крайности одинокой и несчастной. Слова Федора о том, что она вскоре станет его женой, также терзали душу, поскольку она знала, что по собственной воле никогда не скажет перед алтарем Федору да. Поскольку она не только не любила молодого человека, но и опасалась его. Она считала его исчадием ада, человеком, у которого нет сердца, ибо он не мог испытывать сострадание и сочувствие к кому бы то ни было. Федор решился на убийство отца, жестокими словами замучил ее матушку, обрюхатил Марфу, которую вовсе не любил, а ее, Славу, заточил под замок, собираясь насильно взять замуж. Все бесчинства молодого Артемьева представлялись жуткими и омерзительными в глазах девушки.

Тоскуя по погибшим близким людям, Слава в душе обвиняла и себя. Она чувствовала, что она хоть и косвенно, но все же виновата в смерти Тихона Михайловича. Ведь как раз из-за страсти к ней Федор впал в это невменяемое состояние и, связавшись с бунтовщиками, предал собственного отца. В данный миг прелести ее лица и тела, которыми постоянно восхищалась ее матушка, говоря о том, как девушка красива, представлялись Славе совершенно ненужным и даже опасным приданым. Из-за ее прелестей Федор потерял совесть и решился сотворить зло, не побоявшись очернить свою душу и наплевав на осуждение окружающих. В раненой душе Славы он теперь ассоциировался с чудовищем, вызывая в ее существе лишь чувства страха и презрения.

Со вчерашнего дня Федор не показывался, и девушка при каждом звуке за дверью испуганно озиралась, думая, что он вернулся. Два раза в ее комнату входила одна из дворовых служанок и приносила еду. Слава пыталась заговорить с ней, но дворовая девка, видимо, запуганная Артемьевым, тут же молча сбегала из горницы Славы, запирая ее на ключ.

Все два дня девушка почти ничего не ела. День и ночь Слава думала, как избавиться от власти ненавистного Федора. Единственным, кто мог ей помочь, был Гриша. Но, со слов Артемьева, юноша тоже находился в темнице. Оттого надежда на спасение была очень призрачной. Сегодня поутру она опять проснулась вся в слезах, думая о матушке. Но произошло чудо. И спустя некоторое время Славе прямо здесь, в этой комнате, явилась душа покойного отца — Романа. Облик батюшки показался до боли знакомым, таким, каким она видела его в последний раз той страшной ночью, когда он погиб от рук Темных. Душа отца попросила, чтобы девушка так сильно не убивалась, ибо Мирослава скоро будет рядом с ним и Яриком в Светлом Граде. Душа отца быстро исчезла, но после этого краткого видения Слава немного успокоилась и оставшиеся полдня провела за чтением книг и вышиванием.

Сейчас, распахнув окно, Слава дышала свежим вечерним воздухом, наполнявшим засыпающую округу. То и дело замечала она внизу под окнами дворового мужика, сторожившего ее. Глядя на темное безмолвное небо, устланное звездами, она думала о том, что теперь ей надо как-то привыкать жить без матушки и Тихона Михайловича, которые оберегали ее и заботились. А самое главное — сбежать от Федора, да так, чтобы он не нашел ее. Она не знала, куда ей податься и что делать дальше. Но одно девушка знала точно, что более в этом доме, новый хозяин которого был диким и необузданным чудовищем, она оставаться не может.

Засмотревшись на яркий полный месяц, Слава невольно вздрогнула от неожиданности, когда ночную тишину пронзил тихий осторожный стук в дверь. Насторожившись, девушка затравленно обернулась. Стук повторился, и она устремилась к двери, не понимая, кто это мог быть. Все-таки у Федора и дворовых имелся ключ от ее двери, и им незачем было стучать.