– Я защищу вас, сударыня. Положитесь на меня. Она посмотрела на него круглыми глазами:

– Вы? От Него?

Гоголь почувствовал себя задетым, хотя не подал виду.

– Ежели вы не доверяете мне, Элеонора, то знайте, что Багрицкий не секретарь мне, он лишь разыгрывает предписанную ему роль. На самом деле он лихой рубака, привыкший глядеть смерти в лицо.

Девушка покачала головой;

– Вы не поняли, Николай Васильевич. Против Него нет защиты. Он все обо всех знает, ничего от Него не утаить. Он и наш разговор сейчас может слышать.

– Каким образом? – быстро спросил Гоголь. – Кто он, скажите мне, бога ради, и вы посмотрите, сударыня, на что мы с другом способны. Я и он имеем честь состоять в... Впрочем, это не важно. Одним словом, нам не страшен сам черт. Доверьтесь нам. Прошу.

Он опять взял девушку за руку и сел рядом, чтобы вернуть кровообращение затекшим ногам.

– Но вам ведь и так все известно, раз вы здесь, – пробормотала она.

– Только в самых общих чертах, – признался Гоголь. – Мы знаем, что беглые крепостные, каторжники и прочий сброд находят в Бендерах самый теплый прием. Какой-то негодяй продает им метрики умерших людей, и они тем самым обретают новую жизнь под другими именами. Благодаря этим уловкам схватить их невозможно. Этому пора положить конец.

Элеонора повернула к нему лицо и прошептала:

– Ничего-то вы не знаете, Николай Васильевич. Все гораздо хуже. И гораздо страшнее.

Гоголь почувствовал, как сердце его сбилось с ритма при этих словах.

– Так скажите, – потребовал он. – Я должен знать.

– Вы меня совсем не любите, – печально промолвила девушка. – Иначе не подвергали бы такому риску.

– Я буду оберегать вас как зеницу ока! – воскликнул Гоголь. – Ни один волос не упадет с вашей головы.

– Тише! – шикнула Элеонора. – И не волнуйтесь так. Я скажу вам. Вы ведь знаете, что я не в состоянии отказать вам ни в одной просьбе, – она решительно перебросила косу с одного плеча на другое. – Так слушайте же. В нашей местности живет настоящее исчадие ада. Последователь самого Калиостро, вообразите только. Он поднимает мертвых из могил и заставляет служить себе...

– Зачем? – пролепетал Гоголь.

Волосы зашевелились на его голове.

– Зачем? – переспросила Элеонора. – Чтобы мертвецы выполняли все его пожелания. Пока что их немного, потому что, говорят, они живут недолго, и их постоянно нужно менять, но в будущем здесь целая армия появится, и тогда...

Она замолчала и стала медленно опрокидываться на спину. Гоголь придержал ее за талию и заглянул в лицо. Ее глаза были готовы закатиться.

– Там! – пискнула она, показывая рукою.

Гоголь медленно повернул голову, и его обдало холодом. Окно было открыто. В проеме торчала человеческая фигура с непокрытой взлохмаченной головой. Она издала. невнятный звук, напоминающий шипение, и спрыгнула с карниза. Элеонора этого уже не видела – она находилась в глубоком обмороке. Отстраненно пожалев о том, что она не может видеть его в этот момент, Гоголь одним прыжком взлетел на подоконник, увидел удирающую фигуру и, недолго думая, спрыгнул в траву, чтобы начать погоню. Он и сам не ожидал от себя столь безрассудной отваги. У него не было оружия, и он не мог похвастаться большой физической силой, тем не менее бежал за незнакомцем через темный сад, надеясь настичь его. Или не надеясь? Фигура впереди не проявляла чудеса прыти, однако Гоголь так и не сократил разделяющее их расстояние.

Погоня была не слишком долгой. Добежав до пруда, беглец, не раздеваясь, сиганул с мостков в воду и поплыл, разбрасывая руками отражения звезд и разбитой луны. Гоголь был вынужден остановиться. Он был плохим пловцом и не представлял себе, способен ли продержаться на воде в одежде и обуви. Беглец был уже на середине пруда, когда Гоголь побежал в обход, но очень скоро увяз в болотце и был вынужден повернуть вспять. Вода в пруду все еще была неспокойна, мерцая и переливаясь в лунном свете, однако никто уже никуда не плыл, только камыши трещали на другом берегу.

Гоголь задумался. Кто мог подслушивать их разговор и подглядывать за ними? Повторялась история с выстрелом картечью и подсыпанным ядом. Неизвестный враг знал обо всех действиях Гоголя и Багрицкого, как будто следил за ними через магический кристалл. Почему бы и нет? «Последователь Калиостро» – сказала Элеонора. Несомненно, это его происки. Он шпионит за приезжими из столицы и делает все, чтобы не подпустить их к своей мрачной тайне.

Подчиняясь инстинкту благоразумия, Гоголь сел на мостки и как следует помыл сапоги и почистил штаны, чтобы не натоптать в доме и не вызвать ненужных расспросов. Окно Элеоноры было уже закрыто, и он не рискнул докучать ей, а сразу поднялся на крыльцо. Входная дверь все это время оставалась отворена. Гоголь задвинул засов, прокрался к себе, разделся и лег. Крайне возбужденное состояние мешало ему погрузиться в сон сразу. Не прошло и часу, как он, Гоголь, держал за руку трепетную девушку в одной рубашке, а потом отважно преследовал головореза, который улепетывал от него, как швед под Полтавой. Попробуй усни после таких событий!

И все же Гоголь довольно скоро провалился в сон, а там, из темноты, будто из черного колодца, на него выплыло лицо Элеоноры, и она крикнула так пронзительно, что он вздрогнул и пробудился. Была ночь, луна ушла за дом, за окном стояла темень. Гоголь почувствовал, что ему страшно, почти так же страшно, как было в Петербурге, когда вся жизнь его превратилась в один сплошной кошмар. Он поспешил уснуть, и на этот раз ему уже ничего не приснилось.

Глава XVI

Поздним утром, когда солнце взошло уже достаточно высоко, Гоголя разбудил осторожный, но настойчивый стук в дверь. Это был Багрицкий. Почему-то не просто войдя, а протиснувшись в щель, он упал на стул и испытывающе поглядел на Гоголя.

– Был вчера у нее?

Не было необходимости уточнять, кого он имеет в виду.

– А что? – спросил Гоголь на всякий случай.

Поведение товарища было странным. Он выглядел встревоженным и даже напуганным, в довершение к этому откуда-то снизу доносились рыдания и завывания нескольких женских голосов. «Я сплю», – сказал себе Гоголь. Но за окном сиял солнечный осенний день. А Багрицкий не спешил с ответом, сверля его