Лодьи причалили к хозяйственной пристани, где стояло несколько широкобоких кнорров, частью загруженных бочками с китовым жиром и разными товарами, приготовленными для торга. Высадившись на берег, варяги во главе с Рарогом принялись быстро и беспощадно очищать от викингов прибрежные постройки, затем с обнажёнными мечами и горящими факелами двинулись в глубь уже полыхающего тут и там селения.

По родовому гнезду ярла Финнбьёрна полетела тревога, но откуда пришли враги, никто толком не мог понять, бои шли в разных местах селения, а с пристани валил густой чёрный дым. Обычно викинги в случае нападения становились своим излюбленным клином-свиньёй. Закованный в броню, ограждённый прочными щитами, ощеренный копьями, железный клин рассекал нападающих и шёл смертоносным вепрем к цели. Но сегодня всё было иначе: дозорные почему-то не дали сигнала об опасности, все занимались своими делами, и немногие успели надеть броню в начавшейся вдруг неразберихе. Ярл почему-то никаких команд не давал, да и вообще не появлялся, а потом запылала крыша его дома. От пристани тоже повалил густой дым. Хёвдинги боевых кораблей не появлялись, не собирали своих людей и не руководили боем. Многие кинулись к пристани, чтобы отбить суда, но сзади, около их домов, загремели мечи и топоры. Не было строя нападающих врагов, но они были повсюду: в домах, хозяйственных постройках, на берегу. Оставалось каждому либо спасаться бегством, либо защищать свой дом.

Никогда ещё никто из обитателей фиорда Гринвик не оказывался в роли добычи. Они привыкли вот так же неожиданно нападать с двух сторон на мирные селения, но чувствовали себя в полной безопасности в родных фиордах. И вдруг… этим ранним утром мир враз перевернулся: не викинги гонялись за испуганной добычей по горящим улицам чужого селения, а они сами в растерянности метались по дворам и гибли от мечей и боевых топоров нежданных пришельцев. Некоторых викингов убивали или связывали собственные рабы, уразумевшие, что хозяин их уже не господин, но жертва. Других настигали стрелы и клинки ладожан и рарожичей. Третьи, оказавшись окружены в собственном доме, сдавались в обмен на милость к домашним. В битве на море или при набеге это было недопустимо, но когда угроза смерти нависла не только над тобой, но над всем твоим родом, тогда приходится выбирать, тем более что руссы держат данное слово, и это знали все.

Рано утром молодой низкорослый Литли не открыл, а едва не вышиб крепкую дверь в доме кормщика «Морского волка», саданув в неё с невероятной силой. Просоленный и жилистый кормщик уже открыл рот, чтобы обругать незадачливого ухажёра своей дочери последними словами, да так и замер от неожиданности. Литли явно был не в себе: очи широко раскрыты, левое плечо залито кровью, рубаха разорвана, лик исцарапан и кровоточил. Викинг дышал так, как будто убегал вокруг всего фиорда от огромного секача, хозяина свиного стада.

– Там, там… – задыхаясь, хрипел он, указывая здоровой правой рукой на открытую дверь.

– С кем ты подрался? – спросил кормщик, забыв, что хотел отругать пришельца.

– Двери, и ворота… скорее… закрыть! – едва переводя дух, снова прохрипел Литли. – Магни, там словены, они повсюду, дом ярла горит, рабы задушили хёвдинга нашего драккара, я как раз был у него…

– Фрея, перевяжи его, – повелел выбежавшей дочери кормчий, а сам, схватив боевой топор и нож, выскочил во двор, чтоб затворить ворота. Возвратившись и закрывая на блестящий от многих прикосновений дубовый брусок дверь, он ворчал: – Я знал, что это плохо кончится, это всё та юная ведьма из Альдоги. Я ещё тогда сказал, что смертью этого придурка Йоффура, которого она убила своими чарами, и тех, кто пал в бою с насланными ею духами леса, дело не кончится. Да, а ты ведь тоже прикоснулся к ней! – устремил на низкорослого пристальный взгляд кормщик. Бедный Литли от этих слов сжался ещё сильнее, скованный суеверным страхом, он стал похожим на несчастного избитого мальчишку. – А чего ты попёрся к хёвдингу с самого утра? – спросил кормщик.

– Он вчера повелел мне прийти к нему пораньше, я не спрашивал зачем. Когда шёл, услышал крики и звон оружия, но подумал, что это после вчерашнего пира, как часто бывает, кто-то кого-то обидел и лучше обойти, чтобы не попасть под горячую руку. Едва я зашёл и поздоровался, как возник какой-то шум у входа в дом.

«Посмотри, кто это перебрал эля и орёт, как идиот», – повелел мне хёвдинг. Я вышел, но только открыл дверь, как едва не попал под удар словенского топора, чудом успел уклониться от лезвия, оно только рассекло мне кожу на плече, но от удара щитом в лицо я уже не смог уклониться. Когда я упал, могучий словен перешагнул через меня в дом, за ним второй. Лёжа у порога, я видел, как хёвдинг и его надсмотрщик над рабами стали отбиваться, и в это время рабыня, что возилась у очага, схватила кипящее варево и вылила на смотрителя, а раб, который только что высыпал у очага вязанку дров, выпростал верёвку и накинул её на шею хёвдингу. Словенский воин выбил у хёвдинга меч и нож, не мешая рабу душить хозяина, а второй словен прикончил орущего обваренного надсмотрщика. Во мне откуда-то взялись силы, даже сам не понял, как вскочил и побежал, – закончил свой рассказ испуганный Литли.

В это время послышались сильные удары в ворота, а ещё через некоторое время в дверь жилища. Кормщик перехватил топор посреди рукояти, чтобы было удобнее рубиться в помещении, и шагнул к выходу. Подойдя к сотрясаемой ударами двери, он оглянулся: его старшая дочь и двое прижавшихся к ней младших стояли молча, глядя на него огромными расширенными от страха очами.

– Возьми мой старый топор, – кормщик указал на висящий на стене переживший много схваток боевой топор, – встречай смерть с оружием! – рыкнул он на несостоявшегося зятя. А у самого в это время предстало перед очами то, что произойдёт совсем скоро. Он уложит, если будет на то воля Тора, пару-тройку нападающих, а потом чей-то клинок покончит с ним. Прикоснувшийся к юной ведьме Литли, пожалуй, даже не успеет взмахнуть оружием, как будет убит. Победители изнасилуют дочерей, потом убьют младшую, а старшую и среднюю продадут в рабство. Всё просто, он сам, как и другие, сколько раз поступал так же…

Удары прекратились, кто-то властно прокричал за дверью на свейском:

– Открывай дверь, Магни, иначе сгоришь вместе со своими дочерьми, а жаль, ведь Фрея у тебя уже невеста!

– Ну вот, началось! – побледнел кормщик. Не ведающий страха перед мечами и копьями, он боялся духов потустороннего мира. – Я же говорил, эта ведьма из Альдоги вызвала из Вальгаллы дух Асельфа, это его голос, – не пытаясь даже унять возникшую дрожь, обречённо молвил кормщик.

– Если ты откроешь дверь и не станешь сопротивляться, – раздался другой, уже незнакомый голос, говоривший на свейском не очень чисто, – ты и твои дети останутся живы, слово! – Наступила тишина.

– Можно сражаться с кем угодно, но только не с духами и волей Богов, – бессильно прошептал кормщик. Его боевой топор, падая, глухо стукнул о земляной пол, а дрожащие руки стали отодвигать отполированный дубовый засов.

* * *

– Ольг, дозволь нам с Даном поспешить к своим домам, пока туда не дошли воины конунга Рерика, – попросил Свен, когда безучастному ко всему кормщику «Морского волка» и насмерть перепуганному Литли связывали руки.