— В той мере, в какой человеку вообще может что-то принадлежать на грешной земле… Как говорится, все мы состоим из одного и того же праха, и в конце пути все эти прахи перемешиваются. Положим, покойник Кузьма Кузьмич полагал, будто пещера эта — его собственность. И что же? Где нынче Кузьма Кузьмич?

Витольд повернулся, держа фонарь, и уставился на меня. Луч блуждал по стенам, по подбородку Витольда, превращая всю сцену во что-то потустороннее и вместе с тем театральное. Как будто я смотрел постановку где-нибудь в дешевом театрике, рассчитанном на наивные вкусы простолюдинов.

— Понятия не имею, где теперь Кузьма Кузьмич, — ответил я. — Полагаю, однако, что не здесь. Хотелось бы, знаете, на это надеяться.

— Что, привидений не любите? — фыркнул Витольд.

— Что это за пещера?

— Когда-то здесь добывали камень для строительства, потом забросили. Ходите осторожнее, тут много переходов и всяких каменных мешков. Заблудиться ничего не стоит.

— У вас есть карта?

— Карта? — Витольд покачал головой. — Скажите честно, Трофим Васильевич, была бы у вас такая карта, — смогли бы вы по ней отыскать дорогу?

— Не знаю… — Я задумался, воображая себя в подземных лабиринтах — одиноким, но с картой. — Наверное, нет, — признался я наконец.

Мы вошли в глубину пещеры. Поначалу нам не пришлось сильно наклоняться, но потом уже мы двигались, согнувшись в полном смысле слова буквой «Г», что было и неприятно, и как-то даже унизительно. У меня сразу заболела поясница, и я в душе жалел о том, что вообще отправился в экспедицию.

— Что-то я устал, — проговорил Витольд. — Давайте полежим немного, передохнем.

Я охотно плюхнулся на живот, не осознавая, что упираюсь головой в сапоги Витольда.

— Далеко тянутся эти пещеры? — спросил я.

— В точности неизвестно, — сказал Витольд. — Говорят, тут есть сквозные ходы. Вроде бы, можно войти под обрывом, а выйти на поверхность где-нибудь возле Агафьино, в сорока верстах отсюда.

— Удобно для разбойников, — предположил я. — Я имею в виду, для Свинчаткина с компанией.

— Удобно, если только они не заблудятся, — отозвался Витольд. По его задумчивому тону я догадался, что он уже размышлял над этим. — В здешних переходах заплутать совсем не штука, даже если и с картой.

— Так карта все-таки существует? — насторожился я.

— Да, — сказал Витольд. — Но, боюсь, не точная. Вообще я бы не стал доверять пещерам. Знаете, как говорили древние китайцы?

Всем своим лицом я изобразил вопрос. Витольд, впрочем, не заметил моей пантомимы из-за темноты и блуждающих теней.

— «Кто в пещере поселился, трех напастей избежит: не замерзнет в холод, не вспотеет он в жару, а в обвал не будет найден»… — продекламировал Витольд каким-то тухлым голосом. — Антология старых китайских сказаний, перевод Макарьева, том второй.

— Страницу случайно не помните? — съязвил я.

— Не помню, — сказал Витольд. И вдруг удивился: — А это так важно — страница?

— Нет, — ответил я. — Неважен даже номер тома, если уж на то пошло.

Витольд пожал плечами.

— Пещера в любом случае неприятное и коварное место. Для человека это противоестественная среда обитания.

— А для фольда?

— Тем более! — ответил Витольд горячо, и по его тону я понял, что он уже размышлял над проблемой. — Фольды привыкли к своим хижинам. Это мы, так называемые цивилизованные люди, полагаем, будто нет ничего выше наших каменных строений, однако мы, представьте себе, заблуждаемся. Продуваемые ветрами, маленькие, с открытым входом жилища в своем роде гораздо более естественны для человека. С одной стороны, они предохраняют от непогоды, с другой — не создают ощущения ловушки.

— Ну знаете! — обиделся почему-то я. — Вас послушать, так людям вообще следует жить в палатках.

— А вы попробуйте как-нибудь пожить в палатке! — возразил Витольд. — Не пару дней, на выезде в лес с красавицами, лакеями, корзинами и прочими принадлежностями для пикника; нет, попробуйте пожить так месяц и два, а потом возвратитесь в свой каменный дом. Увидите, стены будут давить на вас, и вы какое-то время будете воспринимать свое уютное жилище как западню.

— Вы пропагандируете какие-то атавизмы! — сказал я.

Витольд пошевелил фонарем.

— В любом случае, предлагаю для начала отыскать Мурина.

— Вы считаете, Мурин где-то здесь?

— Несомненно.

— Почему?

— Потому что во все предыдущие разы я находил его именно в пещерах, — ответил Витольд невозмутимо.

— А были какие-то предыдущие разы? — насторожился я. — То есть, он не в первый раз пускается в драку прямо на глазах у хозяина?

— Мурин — существо сложное, — сказал Витольд и предупреждающе поднял палец: — Я не зову вас вникать в его внутренний мир. Упаси Боже! Ни одному человеку я не рекомендовал бы подобную экскурсию. Я и сам не знаю, каких чудовищ там можно встретить… Впрочем, судя по примерному поведению Мурина, большинство этих чудовищ уже сдохли и разлагаются.

— Слушайте, Безценный, мне не нравятся образы, которые вы мне предлагаете. Учитывая место, где мы находимся… Словом, мне не по себе. Прошу понять меня верно.

— Вы же не гусар, чтобы показывать свою отменную храбрость при случае и без случая, — утешил меня Витольд. — В пещерах и впрямь… неприятно. Что до Мурина, — упрямо вернулся он к прежней теме, — то Кузьме Кузьмичу не единожды доводилось накричать на него и натопать ногами. Тут уж Мурин мертвел и пускался в бега. Обычно как раз сюда и забирался. Забьется в какое-нибудь ответвление и потом не может найти пути наружу. Иной раз, завидев свет моего фонаря, Мурин сам выбегал навстречу, хватался за руки, за одежду и плакал. Но я бы не стал на это сильно рассчитывать. Гораздо чаще он ведет себя по-другому… Теперь идемте.

Мы двинулись дальше. Я всецело доверился Витольду, у которого, очевидно, имелись в пещере разные приметы, только ему и понятные: всякие пятна на стенах, особым образом наваленные кучки камней, груда сломанных палок.

Вдруг Витольд остановился и потушил фонарь.

— Тише, — прошептал он.

Мы замолчали. Особенная, густая тишина обступила нас со всех сторон. Тьма казалась бесконечной. Высоко над нами была свобода — земля, воздух. Я вдруг понял, что такое — быть погребенным заживо. Вся земная толща навалилась на мой потрясенный рассудок.

А потом до моего слуха донесся негромкий звук. Кто-то выл в темноте, выл безнадежно, как животное в капкане, успевшее растратить всю свою ярость и покорившееся.

— Что это? — одними губами спросил я, не заботясь о том, что Витольд не может меня видеть.

Однако тишина здесь стояла такая, что он расслышал.