— Двигаемся на звук, — прошелестел голос Витольда. — Старайтесь не шуметь.

Мы поползли вперед. Вой то прекращался, то возобновлялся. Неожиданно я понял, что живое существо уже совсем близко. Возможно, за тот час, что я провел в пещере, я успел одичать, и обоняние мое обострилось. Так или иначе, я чуял запах несчастного, многократно вспотевшего тела, запах несвежего дыхания и даже засохших слез.

Витольд вдруг испустил нечто вроде боевого клича и резко включил фонарь. Ослепленный вспышкой света, я несколько секунд ничего не видел, а когда проморгался, то различил белый круг на стене и посреди этого круга — бесформенное темное пятно, которое тряслось и металось у самого пола.

Это и был Мурин. Сидя на корточках и загораживая глаза руками, он пытался убежать, передвигаясь, как краб, но яркий белый луч повсюду следовал за ним и как бы прижимал его к стене.

— Мурин! — окликнул Витольд. — Серега!

Ответом ему было всхлипыванье, а потом снова тонкий вой.

Витольд повернулся ко мне:

— Подержите фонарь. Только смотрите, чтобы Серега не скрылся. Держите его в круге света. Он хитрая бестия, только и ждет случая удрать.

Я взял фонарь и навел его на Мурина. У того слезы текли по лицу. Он как будто не осознавал этого. Водил глазами в глазницах и быстро облизывал губы.

Тем временем Витольд, не спеша, извлек веревку с петлей, вроде американского лассо, и довольно ловко набросил ее на Мурина. Серега дернулся, сильнее затягивая петлю на своем теле. Витольд попал так удачно, что петля обхватила руки Мурина и прижала их к туловищу.

Мурин закричал каким-то совершенно нечеловеческим голосом и метнулся в сторону, увлекая за собой и Витольда, который упал на колени и протащился почти метр по каменному полу. На короткое время я потерял обоих из виду, мой фонарь без толку освещал пустую стену. Потом я нашел обоих, сперва Витольда, потом и Мурина, который лежал, поджав ноги к животу, на боку и судорожно всхлипывал. Витольд поднялся, натягивая веревку все туже и выбирая ее свободный конец. Мурин перестал отбиваться и затих.

— Держите веревку, Трофим Васильевич, — сказал Витольд спокойным тоном. Он подал мне лассо, а сам забрал у меня фонарь. — Я пойду впереди. Буду светить нам под ноги. А вы ведите Мурина. Его на себе волочь не придется, не беспокойтесь, — сам пойдет. Разве что пару раз попробует убежать или начнет сопротивляться, хвататься за стены. Вы тогда его дергайте, вот так, — Витольд сделал резкое движение рукой, — и он опять пойдет. Тут до выхода не так далеко, как кажется.

— Может, стоило бы его оставить в покое? — предположил я. — Говорят, темнота и одиночество — лучшие лекари для нервных больных. Им даже прописывают пребывание в космических капсулах.

— С Муриным я бы не стал рисковать, — возразил Витольд. — Он может впасть в панику и забраться так далеко, что и вовсе выхода не отыщет. Тут и нормальный-то человек запросто свихнется.

С этим он двинулся вперед, а я — за ним. Я тащил Мурина, как козу на привязи. Мурин то послушно шел, то вдруг упирался, приседал и верещал, и тогда мне приходилось применять силу. По природной склонности своей к гуманизму, в первые миги нашего путешествия я полагал, что весьма нехорошо дергать и даже пинать ни в чем не повинное, практически неразумное создание, к тому же смертельно напуганное. Но чрезвычайно быстро излишний гуманизм во мне иссяк, и я весьма бойко управлялся с моим пленником.

— Здесь потолок снижается, — предупредил Витольд и посветил наверх.

Я вовремя пригнулся и успел еще сбить с ног Мурина, чтобы тот не расшиб себе лба. Мурин пал на живот и растопырился, поэтому я полз и тянул его, точно куль. Мурин приглушенно стонал, больше, как мне казалось, с досады.

Наконец мы миновали первую пещеру и высунулись на волю. Первые глотки чистого воздуха, пусть даже пропитанного туманом, показались слаще любого бальзама, так что мне захотелось смеяться. Волны не изведанного прежде счастья растеклись по моей крови. На Мурина же эта эйфория оказала прямо противоположное действие: он забился в угол возле выхода из пещеры, скорчился там и наотрез отказался покидать убежище.

— Теперь придется действовать силой, — объявил Витольд, как будто до сих пор наше обращение с Муриным представляло образец добровольности и свободы выбора. — Держите веревку натянутой, Трофим Васильевич.

Я повиновался. Витольд одной подсечкой сбил Мурина с ног, уселся на него сверху и ножом разжал его стиснутые челюсти. В левой руке у Витольда оказался пузырек с каким-то лекарством, которое Витольд ловко влил Мурину в рот.

Мурин вытаращил глаза, фыркнул, обливая Витольда лекарством, потом судорожно глотнул. Веки его задрожали, ноги несколько раз стукнули об пол и обмякли.

Витольд поднялся, обтер ладони об одежду и снял с Мурина веревочную петлю.

— Все, — промолвил он.

— Все? — удивился я. — Что вы с ним сделали?

— А как, по-вашему? — спросил Витольд.

— Отравили? — предположил я.

— Почти, — вздохнул Витольд. — Это сильное успокоительное. Подействовало как снотворное.

Он вынул из заплечного мешка одеяло и закутал Мурина. Мешок сильно исхудал, обвис. Очевидно, Витольд хорошо изучил повадки Мурина и запасся привычным набором орудий для поимки и приведения в чувство безумного дворника.

— Теперь он будет спать, а пробудившись сразу увидит выход из пещеры и сможет вернуться домой, — объяснил Витольд. — Вы мне очень помогли, Трофим Васильевич. Без вас я бы часа два еще возился, наверное. Он сильный, Серега. Сильный и хитрый.

Я молча кивнул, и мы с Витольдом покинули пещеру.

Я раздумывал вот над какой проблемой: наносить визиты я уже, можно сказать, научился; однако неизбежно грядет час, когда мне придется устроить у себя большой прием, например, на день Ангела. Я пытался представить себе, как это происходило при покойном Кузьме Кузьмиче. Наверняка имели место карты, степенные разговоры и немножко танцев — из снисхождения к молодежи.

Будучи реалистом, я отдавал себе, конечно, отчет в том, что отделаться картами и «немножко танцами» мне не удастся. Я молод; следовательно, по мнению большинства, должен любить веселье. Из книг, бесед с умными людьми и по собственному опыту я также знал, что обманывать ожидания большинства — это все равно, что запихивать голову в духовку и удивляться спекшемуся мозгу. Однако я терялся в догадках: чего, собственно, от меня ожидают.

Здешняя «молодежь» вся была, мягко выражаясь, немолода. Должен ли я поэтому отыскать в Петербурге и пригласить каких-то моих прежних друзей по студенчеству? И где раздобыть достаточное число молодых девиц из хорошего общества?

Все эти мысли глодали мой бедный ум, когда, внезапно выглянув в окно, я получил новое свидетельство причуд провинциальной жизни.

Следует отметить, кстати, что после происшествия с дракой и последующим бегством пещерный дворник мой преспокойно возвратился к покинутым пенатам. Он провел в уединении, как и предрекал Витольд, еще почти сутки. Лекарство благотворно воздействовало на его нервы. Пробудившись в столь экзотическом месте, как пещера, Мурин ничуть не удивился. Он завернулся в одеяло, как в плащ, вскарабкался по склону и явился домой весь грязный, с глиной в волосах, но абсолютно спокойный. Он посетил баню, получил от кухарки полную тарелку щей с мясом, после чего приступил к исполнению своих обязанностей, как ни в чем не бывало.