Я пронаблюдал, как он глотает малюсенькую полоску бумаги, а потом он пронаблюдал, как я сделал то же самое. Небо было акварельно-голубым. Солнце светило слабо, но здесь, в этом тайном месте, было тепло и его лучи согревали нам кожу. Какое-то время мы ничего не чувствовали. Мы говорили о том, что нам было сверху видно: о сидевших в садиках людях, о лениво покачивавшихся на водной глади Темзы лодках, об электростанции на другой стороне реки. Примерно через полчаса я расслабился, решив, что кислота явно поддельная, что ничего не произойдет, что мне все сойдет с рук. Как вдруг я почувствовал, что кровь начинает нагреваться у меня под кожей.

Я посмотрел вверх, на небо, и увидел, что оно заполнено пульсирующими белыми прожилками, которые, чем дольше я смотрел на них, прямо на глазах начинали светиться и переливаться, как перламутр. Я понял, что небо вовсе не голубое, а имеет миллионы разных оттенков, как будто сговорившихся создать бледно-голубой цвет, и что небо коварное и лживое, что на самом деле оно гораздо умнее нас и что, может быть, все, что мы считали неодушевленными вещами, на самом деле умнее нас и смеется над нами. Я посмотрел на листья на деревьях и усомнился в их зелени. «Вы действительно зеленые?» — спросил я себя. Или вы на самом деле крошечные частички пурпурного, красного, желтого и золотого? Их компания закатила вечеринку, и они смеются, смеются, смеются. Я посмотрел на Фина.

— Твоя кожа действительно белая? — спросил я.

Он посмотрел на свою кожу.

— Нет. Она… — Он смерил меня взглядом и громко расхохотался. — У меня чешуя! Смотри! У меня есть чешуя. А у тебя! — он радостно указал на меня. — У тебя есть перья! О боже, — произнес он. — Кем мы стали? Мы животные!

В течение минуты мы гонялись друг за другом по всей крыше, издавая животные звуки. Я погладил свои перья. Фин высунул язык. Его длина привела нас обоих в шок и трепет.

— Такого длинного языка, как твой, я еще ни разу не видел!

— Это потому, что я — ящерица. — Он втянул его назад, а затем снова высунул. Я пристально наблюдал за ним. И как только язык снова выскочил из его рта, я наклонился и сжал его зубами.

— Ой! — сказал Фин, хватаясь за язык и смеясь надо мной.

— Извини! — сказал я. — Я просто глупая птица. Я подумал, что это червяк.

А потом мы перестали смеяться и сидели в пластиковых шезлонгах и смотрели, смотрели, смотрели на кружащееся северное сияние над нашими головами, и наши руки свисали бок о бок, и время от времени костяшки наших пальцев соприкасались, и каждый раз, когда кожа Фина касалась моей, мне казалось, будто все его существо проникало сквозь мой эпидермис, и крошечные частички его сущности, кружась, сливались с моей сущностью, превращая нас с ним в суп, и это было слишком мучительно, и мне нужно было подключиться к нему, чтобы я мог захватить всю его сущность, и мои пальцы переплелись с его пальцами, и он позволил мне держать его за руку, и я чувствовал, как он вливается в меня, как когда-то, когда мы однажды плыли на лодке по каналу, и человек открыл шлюз, и мы наблюдали, как вода перетекает из одного места в другое.

— Вот, — сказал я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Фина. — Ты и я. Теперь мы с тобой один человек, одно целое.

— Неужели? — сказал Фин, удивленно глядя на меня.

— Да, смотри. — Я указал на наши руки. — Мы одно и то же.

Фин кивнул, и мы какое-то время сидели, я не знаю, как долго, это могло быть пять минут, это мог быть час, но наши пальцы были сплетены, и мы смотрели в небо, погруженные в наши собственные странные, вызванные химией, грезы.

— У нас неплохой улет, верно? — сказал я в конце концов.

— Нет, — возразил Фин. — У нас хороший улет.

— Отличный улет, — заявил я.

— Да, — согласился он. — Отличный улет.

— Мы должны жить здесь, наверху, — сказал я. — Притащим сюда кровати и будем здесь жить.

— Это точно! Мы должны это сделать. Прямо сейчас!

Мы оба вскочили и спрыгнули через люк в лаз над чердаком. Я видел, как стены лаза пульсируют, как внутренности тела. Мне казалось, что мы в его горле, а может быть, в пищеводе. Мы чуть не вывалились через люк в коридор, но как будто оказались не в том месте, как в сериале «Доктор Кто», когда он открывает дверь в ТАРДИС и не знает, где находится.

— Где мы? — спросил я.

— Мы упали, — ответил Фин. — В потусторонний мир.

— Я хочу вернуться наверх.

— Давай возьмем подушки, — предложил Фин. — Быстро.

Он потянул меня за руку в свою спальню, и мы схватили подушки, и уже собрались заползти обратно в лаз, как перед нами возник Дэвид.

Он был мокрым после душа. Ниже пояса он обмотался полотенцем, а его грудь оставалась голой. Я уставился на его соски. Они были темными и сморщенными.

— Что вы тут делаете? — спросил он, подозрительно глядя то на Фина, то на меня. Его голос был похож на раскат грома. Он был высокий и абсолютно твердый, как статуя. В его присутствии моя кровь тотчас похолодела.

— Мы забираем подушки, — сказал Фин. — Наверх.

— Наверх?

— Наверх, — повторил Фин. — А это низ.

— Низ?

— Низ, — подтвердил Фин.

— Что, черт возьми, с вами такое? — спросил Дэвид. — Живо посмотрите на меня. — Он крепко взял Фина за подбородок и заглянул ему в глаза. — Вы принимали наркотики? — спросил он, поворачиваясь ко мне. — Господи, да вы оба обдолбанные. Что, черт побери, вы принимали? Что это было? Гашиш? Кислота? Что?

Вскоре нам было велено спуститься вниз. Были вызваны мои родители и мать Фина, а Дэвид все еще был завернут в полотенце, и я по-прежнему таращился на его сморщенные соски и чувствовал, как завтрак в моем животе просится наружу. Мы были в гостиной, в окружении глазевших на нас со стен написанных маслом портретов и чучел мертвых животных, прибитых к стене, и четверо взрослых осыпали нас бесконечными вопросами.

Как? Что? Откуда? Как вы заплатили за это? Они знали, сколько вам лет? Вы могли умереть. Вы слишком юные. О чем, черт возьми, вы думали?

И именно в этот момент в комнату вошла Берди.

— Что тут происходит? — спросила она.

— Уходи, — сказал Фин, — это не имеет к тебе никакого отношения.

— Не смей так говорить со взрослыми, — рявкнул Дэвид.

— Где ты видишь взрослую? — заявил Фин, указывая на Берди.

— Фин!

— Не вижу никаких взрослых. Она? Она даже не человек. Она свинья. Вы только взгляните. Посмотрите на ее розовую кожу, ее крошечные глазенки. Она свинья.

Все дружно ахнули. Я уставился на Берди и попытался представить ее в обличье свиньи. Но в моих глазах она была похожа на очень старую кошку, костлявую, с облезлой шерстью и слезящимися глазами.

Я перевел взгляд на Фина и увидел, что он смотрит на своего отца, а потом он широко открыл рот, расхохотался и громко заявил: