Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джузеппе улыбается.
— Но я позабочусь, чтобы он была в твоем распоряжении, когда ты вернешься.
Люси берет его за руку.
— Спасибо, — говорит она. — Огромное вам спасибо.
Она крепко обнимает старика. Она понятия не имеет, увидит ли она его снова. И спешит выйти из его комнаты, прежде чем он заметит ее слезы.
— Сегодня вечером я собираюсь остаться в доме, — говорит Миллер, ставя на стол пустой стакан из-под пива. — Если вы не против. Что скажете?
— Где вы будете спать?
— Я не собираюсь спать.
Судя по его лицу, он настроен решительно. Либби согласно кивает.
— Ладно, — говорит она. — Оставайтесь.
Они возвращаются к дому, и Либби вновь отпирает замок, вновь снимает деревянный щит, и они вновь входят в дом. Внутри они на миг застывают неподвижно, глядя вверх и прислушиваясь, не послышатся ли наверху шаги или шорохи. Но дом молчит.
— Итак, — говорит Либби, глядя на Дайдо, — пожалуй, нам пора домой.
Дайдо кивает, и Либби делает шаг к входной двери.
— С вами все будет в порядке? — говорит она. — Здесь? Одному?
— Слушайте, — говорит Миллер. — Посмотрите на меня. Неужели я похож на человека, которому будто будет страшно одному в темном пустом доме, где погибли три члена секты в каких-то балахонах?
— Может, вы хотите, чтобы я тоже осталась?
— Нет. Поезжайте домой, и ложитесь в свою красивую уютную постельку.
Он гладит пальцами бороду и смотрит на нее очаровательными щенячьими глазами.
Либби улыбается.
— Вы хотите, чтобы я осталась, не так ли? — говорит она.
— Нет. Нет, нет и нет.
Либби смеется и смотрит на Дайдо.
— Ты не против ехать без меня? — спрашивает она. — Я буду завтра утром. Обещаю.
— Оставайся, — говорит Дайдо. — И приходи завтра на работу в любое время. Без всякой спешки.
* * *
Когда Либби, проводив Дайдо до станции метро, возвращается в дом, уже начинает смеркаться. Она окунается в атмосферу жаркого летнего вечера в Челси, с его толпами белокурых подростков в рваных джинсовых шортах и огромных кроссовках, с шикарными комнатами в окнах первых этажей. Пару мгновений она представляет, как будет жить здесь, став частью этого утонченного мира, настоящей девушкой из Челси. Представляет дом на Чейн-Уолк, под завязку забитый антиквариатом, хрустальными люстрами и произведениями современного искусства.
Увы, стоит ей открыть дверь дома номер шестнадцать, как фантазия рассеивается. Дом обветшал, сильно попорчен плесенью.
Миллер сидит в кухне за большим деревянным столом. Когда она входит, он поднимает взгляд и говорит:
— Нет, вы только взгляните на это.
Используя подсветку телефона в качестве фонарика, он смотрит на что-то внутри ящика. Либби заглядывает внутрь.
— Видите? — спрашивает Миллер.
В самой задней части ящика, черным карандашом кто-то нацарапал: «Я — ФИН».
Через несколько недель Салли уехала от нас. Еще через несколько дней Берди перебралась в комнату Дэвида. А вот Джастин даже не думал никуда уезжать. Он остался в спальне, в которой раньше жил с Берди.
Меня так и не наказали за эксперимент с кислотой и улетом, как и Фина. Но было ясно: для Фина потеря матери хуже любого наказания, какое только мог придумать его отец. В первую очередь он винил самого себя. После этого он обвинил Берди. Он презирал ее и называл «это». Затем он обвинил своего отца.
А потом, к сожалению, и главным образом подсознательно, он обвинил меня. В конце концов, именно я сообщил ему эту ужасную, роковую весть, которой он непреднамеренно разрушил брак своих родителей. Не скажи я ему, ничего бы не было: ни похода по магазинам, ни кислоты, ни гадкого дня откровений о поцелуях свиней. И наш союз, который мы заключили в тот день на крыше, не просто испарился, а, я бы даже сказал, сгорел в облаке ядовитого дыма.
Трудно было не согласиться с тем, что все это я навлек на себя сам. Когда я думал о том, чего я хотел добиться, рассказывая ему, чему стал свидетелем, о моем желании ужаснуть и произвести впечатление, об отсутствии у меня сочувствия или понимания того, какую реакцию это может вызвать в Фине, да, я ощущал чувство личной ответственности. И я заплатил за это цену, видит бог, я ее заплатил. Потому что, невольно разрушив брак его родителей, я тем самым невольно разрушил и свою собственную жизнь.
* * *
Вскоре после того, как Салли уехала, я наткнулся в саду на Джастина. Сидя за столом на террасе, он перебирал охапки трав и цветов. То, что он остался под одной крышей с изменившей ему женщиной, было выше моего понимания — было в этом нечто печальное, подрывавшее нравственные устои. Он продолжал, как и прежде, ухаживать за своими растениями, собирал их, превращал в порошки, которые затем ссыпал в маленькие холщовые мешочки, наполнял настойками крошечные стеклянные пузырьки, к которым привязывал бирочки с надписью «Аптекарь из Челси». Он носил ту же одежду, и его походка оставалась прежней. Я не замечал в нем никаких внешних признаков внутренних переживаний или разбитого сердца. Поскольку я сам мучился душевными страданиями по поводу моих столь скоротечных отношений с Фином, то мне было любопытно узнать его мысли. После того как Салли уехала, Берди и Дэвид сошлись, а мои собственные родители превратились в тени себя прежних, Джастин, как ни странно, производил впечатление одного из самых нормальных людей в нашем доме.
Я сел напротив него, и он добродушно посмотрел на меня.
— Привет, парень. Как дела?
— Дела… — Я собрался было сказать, что все в порядке, но потом вспомнил, что они были далеко не в порядке. Поэтому я сказал: — Все странно.
Он пристально посмотрел на меня и произнес:
— Это да.
Пару секунд мы молчали. Я наблюдал, как он аккуратно обрывал с веток почки и укладывал их на поднос.
— Почему вы до сих пор живете здесь? — спросил я в конце концов. — Теперь, когда вы и Берди?..
— Хороший вопрос, — сказал он, не глядя на меня. Он положил на поднос еще один бутон, потер кончики пальцев и положил руки на колени. — Наверно, потому, что, хотя я больше не с ней, она по-прежнему часть меня? Знаешь, часть любви, та, которая не про секс, не умирает автоматически. Или, по крайней мере, такое случается не всегда.
Я кивнул. Это было верно и для меня. Хотя, скорее всего, я больше никогда не смогу снова взять Фина за руку или даже поговорить с ним по душам, это не умаляло моих чувств к нему.
— Как вы думаете, вы могли бы вернуться к ней?
Джастин вздохнул.