Роберт мне не по зубам. Сын гробовщика, Дракула, Могильный червь — как только его ни обзывали. Ни друзей, ни девушек. Только учеба. И лютая ненависть ко всем на свете.

Быть тенью, невидимкой — Грэйвз отточил это умение до совершенства. Иногда, правда, не помогало. У таких, как Томпсон, поганый, но зоркий глаз. Своего не упустят. Протянут лапу в портал, схватят, вытащат за шкирку спрятавшегося, отколошматят, а затем бросят обратно.

Именно портал. Человек из другого измерения. Я понятия не имела, как с такими общаться. От одной лишь мысли о том, что надо выйти на контакт с этой иной формой жизни, внутри холодело.

— Крупная рыба, детка! — шепнул Келли. — Его я специально оставил напоследок. Он какой-то там чертов гений. У его отца денег завались. Эти двое слабаков будут платить исправно. Всю жизнь.

Да, Роб умен. Он всегда был первым во всех списках победителей олимпиад. Его дипломы и кубки красовались на стене достижений школы. Я бросила на Келли взгляд, полный отвращения.

— Не смотри так на меня, детка. Это возбуждает. — Келли провел пальцами по моей коленке. — Ты достаточно хорошо натренировалась. Ты сможешь. Сделаешь, и наш контракт, считай, расторгнут.

Контракт с пауком. Даже не верилось, что когда-то непрекращающийся бал бесов завершится.

— Ладно, попробую, черт с тобой!

Встала и пошла из столовой прочь. Было тошно и, вместе с тем, немного волнительно. Келли не раз намекал, что нацелен заполучить и мое тело, но после завершения сделки. Я хотела, чтобы он проиграл. Не добился желаемого. Последнее слово за мной.

Школьный двор. Грэйвз на лавке. Я немного поколебалась, прежде чем сесть рядом. Никакого плана. Решила действовать по обстоятельствам…

Что? Аплодисменты. Священник на сцене.

— Добрый-добрый день, дорогие зрители! Да благослови вас Господь.

— Благослови Господь! — кричат из зала.

— Мы все очень ждали этого светлого часа. Прошу, встречайте, сводный хор наших пациентов и приглашенных гостей из Питсбурга. Хор церкви святой Агнесс.

Зал хлопает. Ого! На сцену выходит тучная темнокожая дамочка в монашеской одежде. Лицо прикольное. Очень улыбчивое. В монашке чувствуется задор, огонек. Не часто встретишь таких среди тусклых «жен Бога».

— Братья, сестры! Приветствую вас! Я сестра Фло.

— Привет, Фло! — нескладно произносят присутствующие.

— Скажите, вы держите пост?

В зале тишина. Сестра Фло смеется.

— Говорят, что перед уходом люди видят свет в конце тоннеля. Да?

— Да! Да! — возгласы из зала.

— Так вот, в конце тоннеля я хочу увидеть огромный хот-дог. С горчицей и жареным луком.

Многоголосый хохот. Немного смешно. Для церковного юмора неплохо. Люблю самоироничных людей.

— Да-да, леди и джентльмены. Кто держит посты, те меня поймут. Хот-дог, стейк размером с Париж и торт «Красный бархат». И стакан «Бордо»…

Зал покатывается от смеха. Эта Фло — четырехсотфунтовая звезда, мать её.

— Ладно, ладно, господа! Мне, пожалуй, пора. Итак, прошу любить и жаловать наших исполнителей!

Сестра машет в знак начала концерта. Кланяется. Хлопки нетерпеливой публики.

Появление хоровиков. Пятеро темнокожих дамочек разного возраста и комплекции. Они одеты в балахоны. И две белые тощие девахи в водолазках и юбках в пол. Остальные — местные. Вот и Джина. Встает в самом центре. На ней белое платье. Мой ангел! Она смотрит в зал, вытягивая шею. Встречаемся взглядами. Подпрыгивает, машет ручонкой. Радуется мне. Хорошо, что вспомнила о концерте. Она бы точно обиделась. Как моя Джинни тогда, моя сестренка…

Музыка. Дирижер двигает руками.

…О счастливый день!

О счастливый день (счастливый день)

О счастливый день (счастливый день)

Когда Иисус смыл…[47]

Хорошо у них получается. Знакомая песня. «…Иисус смыл мои грехи». Их столько, что не отмыться никогда! Грешница. Это я сделала из него монстра. Уничтожила того, кто и так был надломлен, но старался держаться.

Роб никогда ни в чем не участвовал, кроме состязаний для умников. Он зарабатывал баллы не из азарта, а чтобы аккуратно складывать их в копилку, которую собирался разбить в подходящий момент. Роб намеренно одевался мрачно. Очень по-простому. Без шика. Этим он будто говорил миру: «Я гробовщик, Дракула, червь! Отвалите все!». Роб носил прическу, скрывающую его лицо.

Очень интересное лицо, необычное. Как говорят в мире моды — нестандартная красота. Людей с экзотической внешностью часто гнобят в школе, а затем они становятся иконами стиля и самыми желанными объектами у противоположного пола. Очень светлая кожа и темные, как смоль, вьющиеся волосы. Миндалевидные светло-карие глаза, словно с изображений на древних восточных фресках.

Как-то спросила у Роба про корни. И всё поняла. В нем причудливо смешались иранские и скандинавские крови. Восток и европейский север. Персы и викинги. У меня тоже понамешано: мамина родня из Швеции, папина — немецкие евреи.

— Мда, Грэйвз! Если бы у нас были дети, то непонятно бы, что получилось. Лихой замес, — пошутила.

— Я пока не планирую заводить детей, Франк. Но если решу, то сообщу тебе первой.

Недостойная — именно так я частенько чувствовала себя рядом с ним. Роб не шутил зло, а скорее отшучивался. Причем всегда без откровенной пошлости. В отличие от дьявола-Мартина и демонического паука Эйдена, Роб не давил. Не заставлял выполнять приказы. Иной раз даже бесило, когда он проявлял равнодушие и холодность. Двоякие чувства. Он часто нес ветер из Скандинавии, а мне со временем стало хотеться жары Востока. Друг и желанный.

Другом он стал для меня сразу. В первый же день знакомства. Я не была уверена, что он придет пить Самбуку. Его появление обрадовало. Обрадовало как-то слишком по-человечески. Значит, он не каменная глыба. Внутри что-то есть. Было приятно, что он мной заинтересовался.

Тщательная подготовка к вечеру. Придумала тему с поджиганием алкоголя. Роба не слишком бы привлекла простая попойка. Не той он породы. А вот небольшое химическое шоу — то что надо. Угадала с этим. То ли Роб расслабился, когда выпил, то ли я размякла, неважно; мы отлично провели время. Очень по-уютному, но и весело.

С ним рядом я забывалась. Мы нуждались друг в друге. Проводили простые, но какие-то упоительные вечера. Наши беседы. Мне было здорово с ним. Не скучно.

Роб не лез ко мне, не лапал. Не обижался на колкости. Бывало, чуток занудствовал или наставлял, но это не раздражало. «Такая уж натура». Серьезный, рассудительный, всё по полочкам. Иногда он улыбался. Красивая улыбка. Мягкая, по-доброму снисходительная. Роб — не вредитель, не бедоносец, а спокойный созидатель. Не дьявол-Мартин, который выходил на «Дикую охоту»[48], чтобы сломать чью-то жизнь. Не вечно голодный паук-Келли.