Впервые за долгое время, проведенное в мрачных воинах, мне не хотелось рушить, сжигать дотла, взрывать.

Диоген Синопский позавидовал бы. Я нашла человека. Своего человека. Меня тянуло к нему. Спокойная душа и нежные чувства. Никаких ударов первой. Сомнения: испытывал ли он что-то ко мне? Слишком замкнутый, себе на уме. Глубина, на которую не удавалось нырнуть. Он не тренировал мои легкие. Не мучил нагрузками. А потихоньку показывал то, что скрыто. В знак нарастающего доверия….

…Когда я просыпаюсь,

Перед тем, как сделать макияж,

Я произношу молитву о тебе.

Я приношу молитву о тебе,

Пока расчесываю волосы…

Джина поет? Сцена. Она стоит на шаг ближе к зрителям. Соло. Песня потрясающей Ареты Франклин[49]. Монашенка Фло рядом с Джиной. Держит ее за руку для моральной поддержки. Песня «Я произношу небольшую молитву»[50]. Довольно дерзкая для исполнения в храме. Но ее переработали. Сделали более тягучей, плавной. И очень грустной. Голос Джины. Он прекрасен! Чистый, льется ручьем.

…И решаю, какое платье надеть сегодня,

Я произношу молитву о тебе…

Роб. Я не молилась о нем. За богов не молятся. Но думала постоянно. Пока красилась, подбирала одежду, чтобы понравиться. Что-то неброское, но и чуть хулиганское. Роб — анархист. Ему должно было прийтись такое по вкусу.

Сердце! Как же плохо! Мелкая дрожь. Пелена из слез. Размытые силуэты участников хора. Припев:

…Навсегда! Ты останешься в моем сердце

И я буду любить тебя.

Навсегда! Мы никогда не расстанемся.

О, как я люблю тебя!

Зажмуриваюсь. Щеки мокрые от горячих слез.

…Вместе, вместе — вот как должно быть!

Жизнь без тебя

Для меня означала бы лишь горе…

Беззвучный рев из груди! Сгибаюсь. Закрываю лицо. Замолчите, пожалуйста, умоляю! Сейчас задохнусь! Роб, что же мы натворили?!

Глава 30

С Франк я недопустимо сильно расслабился. И тут этот внезапный, болезненный удар под дых. Нокаут! Ее вспышка гнева. Мы прогуливались, радуясь обществу друг друга. Она рассказывала уморительную, но вместе с тем грустную историю про то, как приняла ЛСД[51].

Чувство тревоги.

За нее. Оно не оставляло ни на минуту. Взбалмошная, вечно нарывающаяся на неприятности. Оторва. Я не хотел слишком давить с советами опомниться. Это вызвало бы протест. Да и кто я такой, чтобы учить?! Не брат, не отец, даже не друг. Такие, как Франк, не умеют дружить. И уж тем более я не ее парень. По выходным она пропадала. Ходила на вечеринки. Ее эти странные отношения со школьной звездой Эйденом Келли. Парнем довольно необычным. Он держался уверенно, но не надменно. Никого не гнобил. Был главным в тусовке. По общим меркам Келли — смазливый красавчик. Но не в том дело. Какой-то другой уровень, что ли. Келли исследовал людей. Он негласно ставил себя так, будто ему нет в мире равных. Взрослый не по годам. Речь, стать, манеры. В одном мы с ним были точно схожи — невероятная амбициозность.

Особая связь.

Его и Франк. Я не понимал смысл. После попойки в заброшенном доме пару раз тайком наблюдал за ними в школе. С Келли она была совершенно иной. Не такой, как со мной.

Женщина.

Никакого ребячества, шуточек, хохота до икоты. Какое-то пьянящее забытье, вязкая меланхолия находила не нее, когда он говорил с ней. Келли не лапал ее, но то и дело касался. Иногда всё же она гневалась на него. Была резкой. Он — никогда. Келли проявлял терпимость к ее вспыльчивой натуре.

Ревность.

Попытки подавить тупые приступы в те дни, когда ее не было рядом. И в последующие вечера, когда она появлялась немного пасмурная, уставшая после встреч с ним. Что толку тягаться с Эйденом? Слишком разные жизненные пути. Одним — всё и сразу, другим — трудности и преодоление. Одним — тела любых красивых девушек, другим — возмужание и страстные женщины. Я не собирался с ним соперничать. Из гордости. Уговаривал себя, что Франк того не стоит. Пусть другим дурачкам кружит головы.

Метаморфозы.

Франк казалась рядом с ним старше. Какой-то терпко-сладкой. Салонной дамой. Бархатная кушетка и томительные стоны. Длинное красное платье с глубоким разрезом. Раздвинутые ноги. Кальян для курения опиума в восточных интерьерах. Она пугала. И будоражила. Иной раз мне хотелось растерзать Келли за то, что он делал ее подобной себе. Лишал её шаловливой натуры. Где-то в глубине души я уважал его за то, что он может ее в чем-то обуздать.

Мифология.

Школьная, примитивная. Слухи. Может, и не зря про нее трепались? Недоступная. Возлюбленная властных. Темная колдунья с тайными знаниями. Франк обожала слушать про древнегреческих богов. Про знаки и магические символы. Она жила в каком-то другом измерении. Точнее, во многих мирах. Франк задавала странные вопросы. Абсолютно несвязные. Я не понимал ее. И поэтому иногда раздражался. Тайное соперничество. Мои прикладные знания — против её чародейства и ветряных порывов. Келли понимал ее куда лучше.

Исключительность.

С детства ее ощущал. Осознавал, что умнее, сильнее духом, чем большинство. Мой мир был прост и понятен. Есть цель, есть средства для ее достижения. Тернистый путь. Никаких «но» и «если». Это особое умение Франк заглянуть в самое нутро. Она не хвалила, не давала дипломов или кубков. Франк умела подсвечивать. Или испепелять! Блуждая с ведьминской черной свечой, она заглядывала в глаза, околдовывала, а затем подносила пламя к груди. Смотрела, что там скрыто. Я гордился, что ее магия на меня почти не действовала. Злился, что какой-то волевой человек в состоянии постичь ее и завладеть.

Вопрос.

Один из многих на той прогулке. Она поинтересовалась, взял бы я ее с собой путешествовать по миру. Ответил в свойственной манере, мол, нет, ни за что. То была игра, начавшаяся в первый день знакомства. Франк колко шутила, иногда изображая пошлые подкаты, я вроде как сопротивлялся, отвергал. Как правило, она пихала меня в бок или называла каким-нибудь словечком. Сноб. Зануда. Булыжник.

Гром.

Страшный, раскатистый! Ссора развивалась так стремительно, что я не мог сориентироваться. Выдавал то, что привык. «Лентяйка», «проблема». Её перемкнуло! Франк мгновенно изменилась. Стала такой, какой я запомнил ее в школе до переезда Келли. Резкая. Язык — что бритва.

Бритва.

Она резала меня острыми лезвиями. Нажимала в кровоточащие