Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед ней предстал еще один Самуэль.
ПРОШЛОЕ
Лагерь Красного Креста в Лакке состоит из трех больших палаток, переполненных больными или ранеными, и маленького каменного домика, используемого в качестве склада медикаментов и разного оборудования.
Каменный домик охраняется двумя хорошо вооруженными солдатами, поскольку лекарства пользуются у повстанцев большим спросом.
Оказалось, что у нее вывихнуто колено, и ей его перевязывают. Когда врачи вправляют колено, становится ужасно больно, но она относится к боли спокойно и отказывается от предложенной ей ампулы морфина.
Считает, что не заслужила.
Когда она просит разрешения посидеть на табуретке, вместо того чтобы лежать на лавке, врач качает головой и говорит, что мученичество в Сьерра-Леоне не принято.
Несмотря на боль в ноге, она сразу засыпает.
Когда она вновь открывает глаза, вокруг темно, светятся только несколько висящих у входа фонарей и стоящая в центре больничной палатки железная печка.
– Ты не спишь? – будит ее хриплый мужской голос. – Меня зовут Маркус, я детский врач ЮНИСЕФ. Завтра я отвезу тебя в аэропорт.
Он протягивает ей стакан воды и смотрит на часы.
– Похоже, здесь тебе больше делать нечего. Пора ехать домой.
Перед тем как уйти из палатки, он наклоняется и гасит лампу.
Меньше чем через неделю Маркус будет мертв.
Убит теми самыми детьми, помогать которым было его призванием.
Маленькие люди с оружием и властью убивать.
Дети-солдаты.
Дорога к расположенному к северу от Фритауна аэропорту временами пролегает через джунгли и очень труднопроходима.
Маркус ведет машину, а она лежит на заднем сиденье джипа с поднятой вверх перевязанной ногой.
На подъезде к Лунги они застревают, поскольку сильный дождь превратил лесную дорогу в глиняную кашу, и становится ясно, что без помощи им с места не сдвинуться.
В тот миг, когда они решают бросить машину и пробираться дальше пешком, они видят свет фар и слышат крики и грохочущую музыку.
Через ветровое стекло ей видно, что машины останавливаются, но из-за сильного дождя и темноты оценить размер группы повстанцев трудно.
Ей слышно, как Маркус пытается объяснить, что они здесь для оказания помощи, а сейчас направляются в аэропорт Лунги. Она осторожно высовывается из окна, чтобы лучше видеть.
Она знает, что их имущество включает ценные товары. Доллары, бензин, два автоматических пистолета, фотоаппараты и кое-какое врачебное снаряжение, в частности большая бутылка дезинфицирующего девяностошестипроцентного спирта. Однако она так же знает, что самый вожделенный товар – они сами.
Предводителю можно дать на вид лет двадцать, остальным по двенадцать, а некоторым даже не более шести или семи. Мальчики явно чем-то сильно накачаны, возможно, амфетамином в сочетании с какой-то формой галлюциногена, и ведут себя так, будто пребывают в коллективном трансе.
Юный лидер смеется и без всякого предупреждения ударяет Маркуса прикладом прямо в лицо. Ее вытаскивают из машины.
От боли она лишается чувств.
Предводитель сильно дергает ее за волосы и разрывает на ней рубашку так, что пуговицы отлетают.
– Wanna touch her?[42]– обращается он к маленьким мальчикам.
Он смеется, наклоняется над ней и крепко сжимает одну грудь. Она видит его улыбающееся лицо, будто в тумане. Перед глазами огонь и вспышки, но никаких звуков вокруг нет. Слух у нее пропал.
Она словно бы наблюдает себя со стороны, как будто покинула тело. Кроме боли в ноге, она ничего не чувствует, и если концентрируется на ней, то все воспринимается легче.
Дети мстят, думает она.
Кто-то разрезает на ней брюки. Голову отклоняют назад, и чья-то рука заставляет ее широко открыть рот. Она ощущает тошнотворный вкус пальмового вина.
Когда слух возвращается, она слышит барабанную дробь ударов по нефтяной бочке и плач мальчика. Она возвращается обратно в тело, и мозг снова начинает работать.
Мальчик стоит перед ней, расстегивая брюки, а остальные хохочут. Один из старших толкает мальчика в спину, и тот, падая на землю, переворачивается. Она видит у себя на бедрах кровоподтеки, окрасившие брючины в красный цвет.
Она думает, что кричит, но не уверена.
Она вновь открывает глаза только десять минут спустя. Рядом с ней, скрючившись, лежит израненный Маркус. Он почти без сознания, а ей щиплет глаза соль от слез.
Она поднимает голову и видит склонившегося над ней предводителя. Он расстегивает ремень и молнию на брюках.
– Piss on уа’bitch…[43]
От горячей струи странно разит чем-то сладким, и пока струя не попадает ей в глаза, она успевает отметить красноватый оттенок.
Мир вокруг перестал быть трехмерным. Стал плоским, как картина.
“Он писает кровью?” – думает она.
Закончив, он крепко хватает ее руками за шею и поднимает, будто куклу, и она чувствует голым животом его мокрый член.
Парень засовывает язык ей в рот, облизывает ей нос и веки. Во рту ощущается странный привкус красной жидкости.
Наверное, он ел свеклу, думает она, теряя сознание и погружаясь в темноту.
Она запрокидывает голову и видит прямо над собой слабый источник света. Лампочка?
Свет струится сквозь грязную ткань, которая колышется на ветру.
Нет, ей просто видна луна, и когда глаза привыкают к слабому свету, она различает земляные стены и пытается мыслить здраво.
Их с Маркусом сбросили в яму, прикрыв отверстие грубой тканью. Их собираются похоронить заживо?
Она понимает, что надо собраться, озирается, и ситуация начинает проясняться.
Мягкая земляная стена идет немного под уклон, возможно, достаточно, чтобы выползти наверх. До края всего два-три метра. Она предпринимает попытку, но боль опрокидывает ее обратно.
Свет лампочки сквозь ткань. Нет, луна.
В лежачем положении она подползает к ткани. Осторожно приподнимает ее сантиметров на двадцать, чтобы выглянуть наружу.
Снаружи моросит дождь, и в свете луны она видит открытое пространство, где лежит и спит один из детей. Вдруг она слышит, как кто-то громко взывает: “Mambaa manyani… Mamani manyimi…” – и поспешно опускает голову обратно.
Жертвы становятся преступниками, думает она.
Взрослые отняли у них детство, и теперь они мстят им. Жертвы сливаются с преступниками. Так, вероятно, и должно быть.