– Дорогой, не перебивай меня, – осторожно попросила она. Почему он не понимает, как ей трудно?

– Прости, я просто очень обрадовался. Что ты хотела мне рассказать?

– Ну, в той поездке мы с Лассе всерьез сблизились. Не знаю, как сказать, но казалось, будто мы впервые по-настоящему увидели друг друга. А потом меня кое-что очень напугало. Не то, что произошло тогда, а то, что произошло потом.

– Ты уверена, что мне это будет интересно?

– Не знаю. Но для меня случившееся очень важно. Я хотела иметь от него ребенка, и…

– Вот в чем дело… И это должно меня интересовать? – Микаэль вздохнул.

София рассердилась, скатилась с его плеча и потянулась к прикроватной лампе. Зажгла свет и села, а Микаэль, скорчив гримасу, прикрыл лицо рукой.

– Очень слепит, ты не можешь погасить?

Она обиделась на его безразличие, но погасила лампу и заползла ему за спину.

– А ты хочешь ребенка, Микаэль? – спросила она чуть позже.

Он взял ее руку и положил себе на грудь.

– Мм… пожалуй, только не сейчас.

Ей вспомнились слова Лассе. В течение десяти лет он всегда говорил: “Только не сейчас”. А в Нью-Йорке вдруг решился.

В серьезности его намерений на тот момент она не сомневалась, несмотря на то что по возвращении домой все изменилось.

О произошедшем потом ей думать не хотелось. Как люди меняются, и иногда кажется, будто в каждом человеке присутствует несколько версий той же личности. Лассе был ей близок, он сам ее выбрал. Вместе с тем существовал другой Лассе, оттолкнувший ее от себя. Фундаментальная психология в чистом виде, думала она. Однако ее это все равно пугало.

– Микаэль, есть ли что-нибудь, чего ты боишься? – тихо спросила она. – Что-нибудь, что тебя особенно пугает?

Он не ответил, и она поняла, что он уснул.

Она немного полежала, размышляя о Микаэле.

Что она в нем нашла? Красивый.

Похож на Лассе.

Он заинтересовал ее, несмотря на то что производил впечатление человека заурядного. Или как раз благодаря этому.

Классическая мещанская среда. Вырос в Сальтшёбадене[47], в окружении папы, мамы и младшей сестры. Надежно и уютно. Никаких проблем с деньгами. Школа и футбол, а затем вперед, по папиным стопам. Сказано – сделано.

Незадолго до того, как они встретились, папа покончил с собой, и Микаэль ни за что не хотел говорить на эту тему. Каждый раз, когда она пыталась завести об этом речь, он выходил из комнаты.

Смерть папы оставалась открытой раной. Они явно были очень близки. С мамой и сестрой она встречалась лишь однажды.

Она уснула у него за спиной.

В половине четвертого утра она проснулась, обливаясь потом. Третью ночь подряд ей снилась Сьерра-Леоне, и снова заснуть после этого было невозможно. Микаэль спал рядом крепким сном, и она осторожно встала, стараясь его не разбудить.

Он не любил, когда она курила в квартире, но она включила на кухне вытяжку, села и зажгла сигарету.

Думая о Сьерра-Леоне, она взвешивала, правильно ли поступила, отказавшись проверять факты для издательства.

Это могло бы стать более умным и осторожным шагом на пути к преодолению пережитого, чем встреча с глазу на глаз с ребенком-солдатом, таким как Самуэль Баи.

Сьерра-Леоне стала для нее разочарованием во многих отношениях. Она так и не сумела сблизиться с детьми, которым предполагала помочь начать лучшую жизнь. Ей запомнились их пустые лица и отвращение к сотрудникам миссий. Она быстро осознала, что являлась для них одной из “других”. Взрослая белая чужестранка, которая, вероятно, больше пугала, чем помогала. Дети кидали ей вслед камни. Они полностью утратили доверие к взрослым. Никогда еще она не чувствовала себя настолько бессильной.

А теперь она потерпела неудачу с Самуэлем Баи.

Разочарование, подумала она. Если Сьерра-Леоне стала для нее разочарованием, то ее жизнь в данный момент, семь лет спустя, представлялась ей не менее крупным разочарованием.

Она сделала несколько бутербродов и, запивая их соком, размышляла о Лассе и Микаэле.

Лассе ее предал.

А Микаэль, он тоже стал разочарованием? Ведь у них все начиналось так хорошо.

Неужели их разносит в разные стороны еще до того, как они успели сблизиться по-настоящему?

По сути дела, нет никакой разницы между ее работой и личной жизнью. Лица стали сливаться. Лассе. Самуэль Баи. Микаэль. Тюра Мякеля, Карл Лундстрём.

Все вокруг нее чужаки.

Ускользают от нее, выходят из-под контроля.

Она опять подсела к плите и закурила новую сигарету, глядя, как дым исчезает в вытяжке. Маленький магнитофон лежал на столе, и она потянулась за ним.

Час был уже очень поздний, и следовало бы попробовать поспать, но она не смогла устоять перед искушением и включила магнитофон.

…всегда боялся высоты, но ему так хотелось прокатиться на колесе обозрения. Если бы не он, ничего бы не случилось, а он к тому времени уже говорил на сконском диалекте, повзрослел и научился хорошо зашнуровывать ботинки. Черт, как трудно вспоминать. Но он был чертовски избалован, ему вечно требовалось добиваться своего.

София почувствовала, что расслабляется.

Когда начинаешь засыпать, мысли обретают полную свободу.

открылась, и к нему вошла светлая женщина. Она была тоже голой, и он впервые увидел женщину без одежды. Даже мать не показывалась ему в таком виде.

Он прикрыл глаза.

Она скользнула к нему и молча лежала рядом, нюхая его волосы и бережно гладя по груди. Настоящей матерью она ему не приходилась, но она его выбрала. Просто посмотрела на него и, улыбнувшись, взяла за руку.

Прежде его никто так не ласкал, и прежде он никогда не чувствовал себя так уверенно.

Остальные всегда сомневались. Не прикасались, а щупали его. Проверяли, годится ли он.

А светлая женщина не сомневалась.

Он снова прикрыл глаза, предоставив ей делать с ним все что угодно.

матрас

после их упражнений намок. Несколько дней они не занимались ничем другим, только лежали в постели, упражнялись и спали попеременно.

Когда он не совсем понимал, чего именно она от него хочет, она заботливо показывала ему, что имела в виду. Хоть все для него было в новинку, он оказался легкообучаемым адептом, и со временем у него получалось все более ловко.

Труднее всего ему было научиться управляться с предметом, напоминающим коготь.