– Двенадцать.

– Не младенец, должен уже за свои действия отвечать. Как у него вообще… с соображением? Врачам не показывали?

– Зачем? Вы с ума сошли! Наш мальчик для своих лет невероятно развит! – вскинулась пархаевская мамаша, и скрученные бумажки (ага, вспомнил: папильотки) смешно подпрыгнули в ее пружинистых волосах.

– Невероятно, говорите? Оно и видно.

Появился смущенный дядя Амир. Казалось, он нес, обхватив и прижав к груди, человека, одетого в кожаное пальто.

– Что же вы себе это позволяете, гражданин Билялетдинов? – спросил, качая головой, участковый.

– Гражданин начальник, мальчик сам отдал! – рыдающим голосом объяснил дворник. – По-честному. Вес. Цена. Как в заготпункте. Пугач очень хороший. Только отлили. Теплый совсем был.

– Разберемся. Дора Вениаминовна, вещи проверьте! А где унты?

– Завтра дам.

– Допустим. Иначе, Амир Раисович, следом за Равилем на лесоповал отправлю!

– Аллахом клянусь! Утром сам принесу гражданочке на дом и пугач заберу.

– Пугач забирать не надо, чтобы тебе впредь наука была.

– Как скажешь, начальник…

– Ну, вот видите, Дора Вениаминовна, никакого заявления писать не надо! – повеселел капитан Антонов.

– А если не принесет? – нахмурилась Пархаева.

– Тогда напишете заявление. Заведем дело. И ответит гражданин по всей строгости советского закона! А с Леонидом надо очень серьезно поговорить или лучше даже – выпороть.

– Как вы можете, товарищ капитан, мы детей не бьем! – снова вскинулась она.

– Оно и видно. Поехали… – Участковый ударил ногой по педали, вскочил в седло, и они умчались, оставив горькое облако дыма.

– Сам вещи отдал, клянусь Аллахом! – повторил вдогонку дядя Амир, почему-то улыбаясь, и я впервые заметил: зубы-то у него золотые, а не железные, как у Антонова.

Дворник ушел в дом, а мы продолжили игру в «Землю», и в тот день я впервые победил, наверное, из-за того, что Ренат сильно переживал за отца. А вообще-то, он здорово кидает нож, который ему специально изготовил и прислал с «откинувшимся другом» старший брат Равиль из Медвежьегорска. Лезвие с наборной ручкой, как его ни брось, всегда глубоко втыкается в землю, это потому, что вовнутрь запрятан кусочек свинца – для равновесия. А у меня ножик самый обыкновенный, купленный в «Хозтоварах» за рубль двадцать семь копеек – с ручкой в виде пластмассовой лисы. Но в тот день у Рената не осталось земли даже для того, чтобы встать на нее хотя бы одной ногой, и он признал поражение, а потом всем врал, будто поддался, так как ему просто надоело со мной играть. Я обиделся и месяц с ним не разговаривал…

А теперь вот скучаю и часто вспоминаю моего друга. Прошлой осенью их пристройку, похожую на хижину дяди Тома, снесли и разровняли бульдозером за неделю. Там теперь пустырь, усыпанный битым кирпичом, шифером и стеклом. А Билялетдиновым дали новую квартиру где-то в Чертанове, которое так называется, потому что находится, как сказал Тимофеич, у черта на рогах. Уезжали они на грузовике с прицепом, так много у них оказалось вещей. Мы с ребятами стояли и махали вслед, покуда машина не скрылась, повернув на Бакунинскую улицу…

Год назад я шпагой попал Ренату в глаз. До сих пор, когда вспоминаю ту жуткую историю, у меня выступают на коже мурашки, а во рту делается кисло, будто я проверил языком контакты батарейки для фонарика.

Дело было так. Посмотрев раз пять в «Радуге» и в «Новаторе» фильм «Три мушкетера», мы поняли: игры в казаков-разбойников закончились. Пора заняться делом! А тут как раз французский потомок Серега Шарманов нашел в плитах моток неизвестно откуда взявшейся там толстой проволоки. С помощью зубила мы нарубили ее на куски необходимой длины и выровняли молотком на поребрике. Сначала Колька Виноградов предложил пролезть на пути Казанки и там разложить проволоку на рельсах. После прохождения состава мы, по идее, должны были получить плоские клинки, совсем как настоящие. Во всяком случае, такая же операция, проделанная с длинными гвоздями, давала настоящие кинжалы, которые, правда, потом надо было долго точить об асфальт, и тупились они после первой же обструганной палочки. Но совсем недавно к нам в школу приходил железнодорожник в красивой форме и, хмурясь, говорил, что в последнее время участились случаи, когда несознательная детвора, посмотрев антипедагогический фильм «Армия “Трясогузки”», в порядке вредительства кладет на пути разную железную дрянь, а это может привести к крушению и даже человеческим жертвам. Но с вредителями, даже малолетними, у нас разговор короткий.

В колонию никому не хотелось, пришлось довольствоваться проволочными клинками, насадив их на деревянные рукояти, полученные из распиленного на чурки черенка от сломанной лопаты, валявшегося в сарайчике дяди Амира. Эфесы мы вырезали из мягких жестяных коробок, испещренных смешными иероглифами, в такой таре на завод привозят китайский яичный порошок. Правда, Шармана за испорченные большие ножницы мать-портниха потом наказала: кроить ими материал после жести стало невозможно! Но д’Артаньян и не такие лишения перенес на пути к заветной цели – голубому плащу и благосклонности Констанции. Чтобы эфесы не сползали вниз, мы подмотали их тонкой медной проволокой, ее завались на заднем дворе «Физприбора». В мушкетерские плащи легко превратились холщовые мешки из-под соли, которые мы с Мишкой вынесли с завода под видом грязного белья, когда ходили в душ. Их пришлось хорошенько вытрясти и выбить, как ковры, развесив на турнике, а шармановская мамаша, раскаявшись, что подняла руку на ребенка, распорола мешки по двум швам, вырезала отверстия для головы, а потом замочила в густо разведенной синьке. Оставалось гуашью, красной (для мушкетера) и черной (для гвардейца), нарисовать спереди и сзади кресты.

Сложней всего оказалось добыть шляпы, а без них, как понимаете, никто в тебе не только Атоса или Портоса, даже какого-нибудь занюханного Планше не признает. Мы от отчаяния уже собрались слепить «наполеонки» из бумаги, но не из газет, как иногда делают перегревшиеся на солнышке граждане, а из крашеного ватмана. И тут Ренат обнаружил в том же сарайчике целый склад всевозможных шапок, кепок и шляп, конечно, старых, потрепанных, а то и рваных, ведь их сдали с глаз долой запасливому дяде Амиру в виде «утильсырья». Зачем он берег этот хлам, непонятно. Видимо, для нас… Оглядев рвань, я всех успокоил: в давние времена дворяне по сто раз на дню, приветствуя знакомых, обметали в поклоне полями шляп мыски своих ботфортов, и можно себе представить, в каком состоянии были их головные уборы! С разрешения отца Ренат раздавал нам эти шляпы перед началом игры, а потом собирал и относил в сарайчик.

Экипировка была готова. В мушкетеры записались восемь смельчаков: я, Серега Шарманов, Витька Расходенков, Петька Кузнецов, Мишка Петрыкин, Колька Виноградов, Ленька Пархаев и Ренат. Пришел сначала и Петька Коровяков, долго нас рассматривал, потом обозвал клоунами и удалился. Сперва мы долго спорили, кто будет сражаться за короля, а кто за кардинала, тянули спички, бросали монетку, снова ругались. В итоге договорились каждый раз меняться ролями и плащами, чтобы никому не было обидно. Шура Казакова без колебаний согласилась стать Миледи, но схватила двойку по русскому, и Алевтина Ивановна усадила ее за учебник. Тогда мы предложили Шуре стать Констанцией Бонасье, временно заточенной в монастырь, а в Миледи позвали Дину Гапоненко. Та округлила глаза, заметалась и ответила, что должна посоветоваться с папой. Оставшись временно без благородных дам, за чьи сердца следует биться не на жизнь, а на смерть, мы решили пока суд да дело просто поупражняться в фехтовании.