«Конармия вела бои в четырехугольнике Здолбунов — Кременец — Броды — Дубно, — пишет в своих воспоминаниях Мерецков о времени конца июля — начала августа 1920 года, когда 1-я Конная, находясь под Львовом, получила приказ отступить в связи с ухудшением общего положения Западного фронта. — Шла полупозиционная война вроде той, какую мы вели в конце мая возле Белой Церкви. Люди вымотались, отдыхая лишь урывками. Порой бойцы засыпали, лежа в поле под вражеским огнем. Многие, будучи раненными, оставались в строю. Все почернели и осунулись. Не хватало патронов, продовольствия, фуража. Ремонтные комиссии не справлялись с поставкой лошадей. Отсутствовало пополнение людьми. Но никакой передышки или хотя бы кратковременного отдыха не предвиделось. Напротив, ожесточенность боев непрерывно нарастала. В начале августа 6-я дивизия пыталась дезорганизовать войска противника между Козином и верховьями реки Стыри, однако безуспешно. РВС армии временно отстранил от должности и перевел в резерв начдива Тимошенко и начштаба Жолнеркевича. Их место заняли бывший комбриг-2 И.Р. Апанасенко и недавно приехавший на фронт слушатель Академии Генштаба Я.В. Шеко».

Далее Мерецков пишет, что неделя с 4 по 11 августа прошла в сражениях за переправы через Стырь и за подступы к Радехову. Новое руководство дивизии действовало энергично. Это было очень кстати, так как вконец измотанные 4-ю и 11-ю дивизии Буденный своей властью вывел на отдых, а в первом эшелоне Конармии остались 6-я, 14-я дивизии и Особая кавалерийская бригада. Подчиненные Буденному соседи тоже напрягали все силы: на севере пехота взяла Луцк; на юге Золо-чевская группа И.Э. Якира с кавбригадой Г.И. Котовского и червоноказачьей дивизией В.М. Примакова упорно наступали на Ясенов. Апанасенко получил задачу овладеть Буском. Это означало, что бригадам буденновцев доведется в ближайшие дни воевать в непролазных болотах по течению Буга.

У Кирилла в те дни было много работы. Спать приходилось урывками. По приказу комдива Апанасенко он отыскивал броды на реках, конские тропы в заболоченных перелесках и готовил с выделенной командой подручные средства для переправы, а потом временно исполнял обязанности начальника штаба дивизии.

В середине августа Конармия собиралась перейти в общее наступление, когда была остановлена встречным и фланговым ударами поляков. Развернулись напряженные бои.

Вскоре Конармию известили о переподчинении ее Западному фронту…

* * *

В это время Мерецков был отозван в академию наряду со многими другими ее слушателями, также находившимися на фронтах, чтобы продолжить учебу на третьем курсе. Так что ему не пришлось быть участником прорыва Конармии через Сокаль в направлении Замостья и Грубешова, чтобы затем через Люблин выйти в тыл наступающей на север польской ударной группировке, но потом столкнуться с сильной группой войск польского резерва. Он не был свидетелем неорганизованного отступления на восток частей Западного фронта, занятия поляками Бреста, Белостока. О том, что 23 августа 4-я армия А.Д. Шуваева, 3-й кавалерийский корпус Гая и две дивизии из состава 15-й армии Корка (всего около 40 тысяч человек) перешли германскую границу и были интернированы, он узнает значительно позже. Как и значительно позже узнает о горьком для Красной армии конце Варшавской операции. В результате поражения под Варшавой погибли 25 тысяч красноармейцев, 60 тысяч попали в плен, несколько тысяч человек пропали без вести. Западный фронт потерял также большое количество артиллерии и техники. Польские потери оцениваются в 15 тысяч убитых и пропавших без вести и 22 тысячи раненых.

Конармию после Варшавской операции сначала вывели в резерв, а затем направили на Южный фронт для борьбы против генерала Врангеля. Осенью 1920 года во взаимодействии с другими войсками Южного фронта она осуществила успешное наступление с Каховского плацдарма в направлении Асканиянова — Громовка. Зимой 1920/21 года вела бои с частями махновцев на Левобережной Украине, а затем уничтожила белогвардейскую повстанческую армию генерала Пржевальского на Северном Кавказе. В мае 1921 года 1-я Конная армия была расформирована.

О своем пребывании на советско-польском фронте Мерецков позже отзовется: «…Ни 1918-й, ни 1919 год вместе взятые не дали мне столько боевого опыта, сколько получил я в 1920 году». Особо он отметит месяцы, проведенные в Конармии. Для него, по его словам, они сыграли очень большую роль в формировании его как красного командира. «Вплоть до середины 20-х годов, — скажет он, — мои взгляды на военное искусство и практическое их воплощение в жизнь определялись опытом, вынесенным именно из боевых операций 4-й и 6-й дивизий 1-й Конной армии».

В январе 1921 года у Кирилла разболелась рана, полученная в боях на Южном фронте. На время болезни он попросил руководство академии отпустить его в краткосрочный отпуск с выездом в Судогду. Просьбу мотивировал необходимостью устройства личных дел.

Кирилл мечтал о встрече с Дусей Беловой. Около трех лет прошло с тех пор, как они в последний раз виделись. Когда летом 1918-го он уходил из Судогды с красногвардейским отрядом на борьбу с врагами революции, они с Дусей сговорились навсегда связать свою судьбу после войны. Война, правда, не кончилась, но Кирилл в этом году завершает учебу в академии и уйдет на фронт. Когда он вернется, и вернется ли?..

Кирилл послал телеграмму Дусе, чтобы она ждала его в городе. Он приехал в Судогду 29 января. Встреча была радостной.

Утром 31-го они пришли в исполком Судогодского совета, где, как и во времена работы Кирилла комиссаром, всё оставалось прежним: родные стены, знакомая обстановка, добрые лица друзей. Объятия. Улыбки. Шумные воспоминания.

Регистрация молодой пары прошла под аплодисменты. После получения брачного свидетельства молодоженов пригласили в Судогодский уком РКП (б).

— Свадьбу отпразднуем у нас, — не принимая никаких отговорок, сказал секретарь укома Малков, давний товарищ Кирилла.

Организовать свадебное празднество в то трудное время было непростым делом. Стол накрывали, как говорится, всем миром. Одному поручили принести хлеб, другому — рыбу, третьему — еще какое-то блюдо. Спиртное доставали всеми правдами и неправдами…

1 февраля молодожены в санях отправились в Ликино к Дусиным родителям. Отец и мать встретили их приветливо, а «оппозиция» выявилась с несколько неожиданной стороны. Младшие сестры Дуси посматривали на командира-«академика» с иронией. Все дело в том, что у новобрачного вид был далеко не респектабельный. На здоровой ноге его был надет аккуратный сапог, начищенный до блеска, а на больной — затрапезный, растоптанный донельзя. Гимнастерка старенькая, местами залатанная. Девушки смотрели на Кирилла пренебрежительно, поддразнивая сестру частушкой: «Наша Дуня — точно роза, а пошла за водовоза». Однако это не повлияло на общее радостное настроение в связи с приездом молодых. Все были счастливы. Особенно Кирилл и Дуся.

В Назарьево Мерецковы не поехали. Там из близких Кирилла почти никого уже не осталось: упокоилась бабушка Лукерья, рано ушел из жизни отец, Афанасий Павлович, а мать, Анна Ивановна, жила у младшего сына. Остальных родственников судьба раскидала по разным селам и городам. Так что показывать молодую было некому.