на глупость моего вопроса.

«Ясно, — сделал я себе зарубочку на память. — Нужно будет провести реформу мер и весов. Тут всё на глазок — сплошные убытки».

— Морские раковины, каменные диски, вставки в уши, вставки в губы, бусы, подвески, медные бубенчики, — продолжал бубнить Мохечеката, бродя по полкам своего склада.

На каждый товар он называл цифры, многое я пересчитывал — и лишь дважды смог уличить его в ошибке. Или намеренной лжи.

— Накидки, украшенные перьями, накидки, украшенные мехом, веера малые, веера большие, расписные щиты…

Тут лежали даже инструменты: каменные топоры — колотые и шлифованные, тёсла, резаки, пилки, серпы, деревянные лопаты… ну, это я их лопатами назвал. А на самом деле — грубо отесанные колья, один конец которых был обрезан клином. Ширина такой лопаты — не больше ладони. Как такой работать?

«Сельским хозяйством тоже бы заняться, — задумался я. — Но это не сегодня».

Голова моя пухла от номенклатуры моего «универсама» и цифр. Все-таки я богат! Надо было спешно бежать к себе и фиксировать!

— Дядюшка, огромное тебе спасибо! — почти искренне поблагодарил я Толстяка. — Я сейчас возьму три меры агавовой ткани, голову воска, двадцатку каменных дисков и подвесок. И пару горстей какао!

Не удержался я. Очень уж хотелось сделать себе горячего шоколада… правда, без сливок… без сахара… Но всё же!

— Что ты, владыка?! Какашут только на праздники!

«Добро пожаловать в СССР!» — язвительно хмыкнули из-за дверей.

Ннака получил всё остальное, и мы рванули в мои покои. Вообще-то многое со «склада» я взял для себя. Один кусок ткани я намеревался использовать для записей.

— А что, правда, хлопок у нас не растет?

— Чудовин володыко! Якож тут ростись! Хлопок хощуть тёпло то сыро. Во горах не ростись. Що буровишь? Тутко у вас тожна горы. А исть настояшше удониззе — оть тамо и ростись хлопок.

— А агава?

— Агавы — яко грязи! Вона на десном бреге лесова горка — тамо тьмущее агавы. Ваши тамо агаву и порубащат.

В комнате я велел Мясу отрезать полосу ткани в локоть шириной, а сам достал заначку с угольками. Ненадежный писчий материал, но другого пока нет. На днях попробую сделать вощеные таблички. Это я когда воск на «складе» увидел — вспомнилось мне, что то ли греки, то ли римляне писали на вощеных табличках, царапали буквы. В отсутствии чернил — очень нужная вещь. Правда, я не знал, как эти таблички делались, но метод тыка еще никто не отменял. Заодно можно будет и глиняные таблички делать: обжег такие, и инфа не пропадет. Пока же будем угольком на тряпке.

Горец помог мне снять рубаху, и я начал собирать инфу из трех источников: каракуль на подоле и двух наших мозгов. Где-то цифры не сходились, но в двух третях случаев данные совпадали: я стал потихоньку подсчитывать свои богатства. Чиркал угольками строчку за строчкой, помечая знаком вопроса неточные данные.

— А что то ще? — Ннака терпел-терпел, да не выдержал.

— Так… — я начал вилять. — Знаки, чтобы подсказывать мне. Чтобы не забыть.

— Ить страннявые знаки.

— А какие ты видел не страннявые? — прищурился я.

Оцколи пожал плечами.

— Иждеж бо зрел их — во горищах-то! Нихде…

Законченный вариант списка я свернул рулоном и заныкал в максимально труднодоступное место, наказав себе продублировать его завтра же. Пора было заняться загоном и зверем. Но тут Ннака заверил меня, что сам всё сделает. Схватил два рулона и был таков. Я слегка напрягся, но еще до вечера горец явился ко дворцу и привел с собой пяток каких-то хмурых оборванцев. Горец попросил выдать «струмент» и указать, где строить закон.

— Что это за люди? — шепотом поинтересовался я у своего слуги.

— Безродцы, — равнодушно пояснил. — Туточ, у Крыле, таковыщих мобудь пятьчь двадцаток житует. Кто — из селищ разных… И оцколи есть.

Вот же жук! Он уже своих тут нашел! Я даже не знал, что в моей столице живут горцы! А он уже с ними закорешился. И вот — поддерживает своих.

Мы быстро порешали дела, и я заспешил к себе: к отдыху, к теплу! К Соловушке. И я всё получил… Но, видимо, этот день был какой-то особенный — просто так он не мог закончиться. Черный Хвост осторожно заглянул за занавес.

— Владыка… Мы пойдем на крышу?

Очень! Очень хотелось сегодня пропустить! Ведь всего разочек. Но, к сожалению, у меня такая профессия — психолог. И подобные торги с собой я раскусываю на раз. Тут только дай слабину! Лучше уступить в мелочи врагу, чем самому себе. Враг тебя простит, а твои слабости — нет!

— Идем.

Ночь была безлунная, мы даже с трудом нашли припрятанные в листве дубинки. Размялись (это мое новаторство), я привычно нагрузил весом правую руку. Она болела уже гораздо меньше, подвижность суставов увеличилась, но толку от нее всё еще не было. Так что, пока работаю только левой.

— Даже не знаю, чему этот балбес может тебя научить.

Мы аж подпрыгнули. Темное пятно в дальнем углу заворочалось, начало расти, превращаясь в огромный валун, в… глыбу! Тяжелая тень шагнула к нам — да, это точно был генерал Глыба. Мы затихли, как мальчишки, застуканные на воровстве яблок.

— Ойтицишайотла! — мой оробевший телохранитель поклонился. Я упорно не мог называть Глыбу его настоящим именем. Во-первых, не выговорить, во-вторых, называть его Прекрасная Слеза? У меня язык не поворачивался.

— Неужели вы думали, что никто вас тут не заметит? — военачальник неуловимым движением выхватил дубину из рук Хвоста и встал передо мной. — Ну! Покажи, чему он смог тебя научить!

— Что?

— Ты же воином решил втайне стать? Давай, бей!

Я неуверенно замер. Вообще-то мыслей о том, чтобы стать воином у меня не было, просто хотел тело слегка починить. И мы тут делали то, что умел Хвост. То есть, махали дубьем. Замахиваться на Глыбу было страшно уже на уровне инстинкта.

— Бей! — рыкнул начальникстражи, и я с отчаянием замахнулся дубиной, стремясь разломать ее о каменный лоб генерала.

Тяжеленная туша легко и плавно ушла с линии удара. Глыба коротко шевельнул кистью — и его палка отсушила мне левое бедро!

— Ааа!

— Воин издает только крики ярости, — хмуро дал совет мой спарринг-партнер. — Но сейчас и это не стоит делать. Никогда не показывай врагу, что тебе больно, что ты устал. Скалься, смейся над ним, рычи ягуаром — только так. Бей!

Я бил снова и снова, уничтожая постыдную пустоту. Изредка Глыба блокировал удары своей палкой. Через пару минут он остановился и пробормотал себе под нос нечто, что я предпочел