Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я помню пантомимы, которые Х. В. Тейм писал и в постановке которых порой участвовал – обычно если требовался великан. Потом, уже взрослым, я встретил его на каком-то мероприятии и удивился произошедшему чуду. Он был одного роста со мной. Это была школа. Если вам удалось выбраться из нее в относительно благодушном расположении духа, это уже плюс.
«Вставная челюсть и курящая русалка»: знаменитости вспоминают странную и прекрасную правду о себе и своих бабушках и дедушках, 2004 год
Бабушка Пратчетт была очень миниатюрной, очень умной, малообразованной и курила самокрутки. Она тщательно потрошила окурки и складывала их в старую жестянку из-под табака, откуда и брала материал для новых сигареток, порой досыпая туда свежего табака. В детстве меня это очаровывало, потому что не надо быть математиком, чтобы понять, что могли существовать крошки табака, которые она курила несколько десятилетий подряд, а то и дольше.
Она говорила по-французски, потому что до Первой мировой войны уехала во Францию и нанялась в горничные. Дедушку Пратчетта она встретила случайно, ввязавшись в какую-то программу переписки с одинокими солдатами на фронте. Думаю, это был счастливый брак – в детстве бабушка и дедушка просто есть. Но мне кажется, что для нее было бы лучше, выйди она замуж за человека, любившего книги, потому что они были ее тайной страстью. У нее была одна драгоценная полка книг, сплошная классика. В двенадцать лет я начал делиться с ней научной фантастикой, которую она читала с удовольствием.
По крайней мере, так она говорила. С ней нельзя было быть уверенным ни в чем. Она была одним из умнейших людей в моей жизни. В другое время и в других обстоятельствах она бы управляла корпорациями.
Noreascon Four: программа конвента WorldCon, 2004 год
То, что мы любим в юности, остается с нами навсегда. У меня так было, например, с астрономией. В тот день, когда мне диагностировали болезнь Альцгеймера, я как раз купил интересное новое приспособление для телескопа. Альцгеймер сильно действует на глаза – ты видишь, но иногда не видишь, потому что мозг не справляется с обработкой сигнала от глаз. Я могу это пережить, но читать мелкий шрифт стало сложно. А что до телескопа… ну, сидеть рядом и пить пиво, пока с телескопом возится Роб, тоже неплохо.
Я не чувствую, что со мной плохо обошлись. Я читал – господи, как я читал, – я везде складывал книги. Комиксы, с которых для меня всё началось, были дешевкой, но кое-какие из них дожили до сегодняшнего дня и до сих пор лежат где-то в моей библиотеке.
Так-так-так…
Мой первый «Ворлдкон» случился в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. В Лондоне, само собой. Только американцы и очень богатые люди (эти термины считались взаимозаменяемыми) в те дни летали через Атлантику. Почетным гостем был Брайан Олдисс, а на банкете выступал Артур Кларк. Свою жизнеутверждающую речь он проиллюстрировал гвоздем с «Мэйфлауэра» и кусочком тепловой защиты «Меркурия-Атласа-6» (кажется).
За завтраком Джеймс Блиш пожаловался мне на отсутствие вафель. Я был очень горд! Автор трилогии «Города в полете» выбрал именно меня, чтобы выразить недовольство скудным выбором блюд для завтрака в Британии.
В те дни они были гигантами. Или, по крайней мере, людьми значительно меня выше.
Но это было позже.
Началось всё, пожалуй, с комикса про Супермена, который другой мальчик дал мне как-то на каникулах. Мне было лет девять. К концу каникул я уже ходил, завязав красное полотенце на шее. Постоянно.
Вообще-то я всегда предпочитал Бэтмена. Почти все так делали. Если ты ешь брокколи и пьешь молоко, то теоретически можешь стать Бэтменом, когда вырастешь. А чтобы стать Суперменом, нужно родиться на другой планете. Мой друг Ниббси, большой фанат Супермена, считал, что можно стать почти Суперменом, если эта планета взорвется, а твоему отцу хватит ума заранее посадить тебя в космическую ракету. Он думал, что у меня неплохие шансы, потому что мой отец умел ковать. Боюсь, что эта теория оказалась несостоятельной.
В школе часто спорили, умеет ли Бэтмен летать. Мы считали, что нет, и были в меньшинстве. Поэтому нас били дети покрепче. Но, ха-ха-ха, мы зато не ломали ноги, выпрыгивая из окон. Кричать «Бэтмэ-э-э-э-э!» было явно недостаточно…
Подспудные течения всё равно искали выход. В Готэм-сити было слишком много ярких пятен и глупых сюжетов даже для девятилетнего. Примерно в это время в каждую пачку чая «Брук Бонд» начали вкладывать коллекционные карточки. Точнее, серию «Вперед в космос».
Они все сохранились у меня до сих пор. Не знаю, что там вышло у Пруста с его мадленками, но моим билетом в прошлое навсегда останется карточка номер девять, «Планеты и спутники».
Цвета там аляповатые, графика никуда не годится, но моя семья всегда заливалась чаем по уши, так что у меня были все карточки. Запомнив рисунки на оборотах, вы бы выучили о ночном небе больше, чем большинство людей знает до сих пор. Правда, кое-какие сведения оказались бы неправдой. Марс там был изображен с каналами. Но они пристрастили меня к космосу. Это очень удобная любовь – космоса много, и он бесплатный. Тем более тогда как раз началась космическая эра.
Мои родители – да-да – купили мне телескоп. Это был один из тех телескопов, которые покупают, не прочитав ни одной книжки по теме. Юпитер казался мятым комом радуг, но зато я как следует изучил луну.
Я собирался стать астрономом, потому что астрономам не обязательно отправляться в постель к десяти. Но оказалось, что это не имеет никакого значения, потому что я обнаружил рассказы о космосе.
С удовольствием сообщаю, что я сделал всё правильно. Я нашел правильный магазин. Разумеется, правильный магазин – где хозяин сам фанат и так хорошо знает покупателей, что порой они помогают ему за прилавком, – должен удобно располагаться между тату-салоном и лавочкой, где торгуют порнухой.
Мой источник наслаждения скрывался внутри порномагазина. Основным направлением деятельности этого заведения была торговля порнографией[10]. Занималась этим милая пожилая леди, которая вязала в перерывах между покупателями. Однако по какой-то причине – вероятно, чтобы иметь какие-то основания считаться книжным магазином – половина пола в этом крошечном помещении была уставлена картонными коробками с подержанными британскими и американскими научно-фантастическими журналами. Часто совсем новыми.
Откуда они брались? Я так и не знаю. Зато запасы восполнялись с той же скоростью, с какой я их поглощал. Других любителей фантастики я там никогда не встречал. Порой какие-то мужчины в плащах изучали содержимое верхних полок, впав в подобие транса, но они никогда не обращали внимания на мальчика, который ковырялся в коробках на полу. Владелица, которая меня очень любила – вероятно, как единственного покупателя, которого не интересовали верхние полки, – и порой даже угощала чаем, изрекла как-то: «Их просто бросают». «Аналог», «Фэнтези и научная фантастика», «Галактика», «Новые миры», «Научная фантастика»… эти невиданные богатства обходились мне в шесть пенсов за штуку. Они не были основным товаром милой леди, и она ничего не знала о научной фантастике, так что примерно три раза в неделю я возвращался домой с набитой сумкой. Правда, время на домашнее задание всё равно оставалось.