— Мм…

Ксении казалось, что Сашке нравится Натулечка.

— Нет, ну, скажи. Ведь есть правило на этот счет. С какой стороны — справа или слева?

— Мм… Слева.

— Слева? А почему? Нет, ну, объясни, почему слева, а не справа! Да потому, чтобы сподручнее закидывать через лошадь именно правую ногу.

Потом Наташа показала ему фотографию, где она верхом. Сашка воссиял:

— И-е! Ну, ты молодец, Натка! Такая-сякая-немазаная! Видите, как по моим стопам уже идут люди!

— Тумбо-юмбо ты, Машер!

Он мгновенно погасил улыбку, посмотрел на Натку холодно и жестко, тихо и твердо, деловито произнес:

— Ты умрешь.

Интонация говорила — это дело решенное. Ксения куражливо переспросила:

— Как ты его назвала? «Тумбо-юмбо»?

Сашка перевел на нее такой же взгляд и таким же тоном сказал, глядя исподлобья:

— И-е! Ты тоже умрешь.

Наташа захохотала, и они с Ксенией начали наперебой:

— Ма-аше-ров! У тебя французская фамилия! Маа-а-а-шер! Маа-а-а-шер! От ма шер — «моя дорогая» по-французски!

Он посмотрел на них, пощупал свои мускулы и усмехнулся:

— А вы смелые девицы, однако!

Когда им раздавали аттестаты, директриса о каждом произносила речь. Например: «Ольга Лисова. Выделялась на занятиях в кружках по истории и рисованию. Окончила почти без троек. Особые успехи в изучении литературы и английского языка», «Ксения Леднева. Окончила с одной тройкой. Отмечена на занятиях театрального и литературного кружков. Особые успехи в изучении истории и географии», «Наталья Моторина. Шла на серебряную медаль. Жалко, что не получилось. Блестящие успехи по математике и физике».

Потом дошел черед и до бедолаги Сашки, у которого вообще в аттестате красовались одни тройки, да и те нарисованные стараниями милосердных учителей.

И директриса сказала с непередаваемой торжественностью:

— Теперь попрошу выслушать меня особо! И попрошу бурных аплодисментов, когда закончу! Аттестат вручается Александру Машерову. Одному из самых красивых мальчиков в школе! Посещавшему кружки по истории и иностранному языку. Всегда активно помогавшему в уборке школы и благоустройстве школьного двора! И наконец, просто хорошему человеку!

Весь зал от понимающего хохота просто катался, хотя директриса старалась выдерживать тон важный и серьезный. И покрасневший Сашка подошел за аттестатом, напряженно глядя в пол. Шел и пружился. Ему было и стыдно, и смешно, что для него одного — такая вот особая речь, и все кругом хохочут…

Потом он окончил школу милиции и немного работал в ОВД. Быстро слинял из милиции в ЮКОС. А когда арестовали Ходорковского и ЮКОС стал гореть, снова ушел и теперь… Дальнейшая его судьба была Ксении неизвестна.

Представлялся он всегда так:

— У меня имя-отчество в точности такое же, как у Грибоедова!

Минуты две длилось вдумчивое вспоминательное молчание. Потом кто-нибудь удивленно спрашивал:

— А почему не «как у Пушкина»? Сашка ответом не удостаивал. Хохотал.

— Ксения… — Он остановился рядом. — А в речке крокодил… И вправду крокодил.

— Все такой же красивый шалопай Машеров, — ответила она ему со смехом. — И что тебе сказали монахи?

— Многое сказали… — Он был явно растерян. От неожиданности. Или от чего-то другого? — А что ты тут делаешь? Такая-сякая-немазаная…

— Снимаюсь, — фыркнула Ксения.

— Вау! Здесь?! — вытаращил коньячные глаза Сашка.

— А помнишь на литературе? Роман Вячеслава Кондратьева о войне называется очень просто — «Сашка». Ага. Вот так — «Сашка».

Ксения схватила его за руку и потащила за ворота. Нельзя же так смеяться в лавре…

А Сашка засмущался, отвернулся, покраснел…

— Ну и что смешного, не понимаю… И надул губы.

Но Ксения не унималась. Ее уже понесло.

— А что такое «колыбашка»?

Это слово принес с собой в класс Машеров. Каждого деловито спрашивал:

— Хочешь колыбашку?

И каждый, догадываясь о малоприятном смысле непонятного слова, твердо отвечал:

— Нет.

— Очень зря! — так же твердо отзывался Сашка.

Как-то Наталья вошла в раж и начала куражиться, мол, хочу. На уроке вдруг как завопит фальцетом:

— Хочу колыбашку!

Машеров таким же фальцетом ответил:

— Я тебе ее потом сделаю!

Ксения пробовала тогда у него допытаться, что же это такое. Узнав, что он занимается единоборствами по школе спецназа, спрашивала:

— Этот прием оттуда?

— Нет, это нечто само по себе, — говорил Сашка.

— А что это?

— И-е! Это нельзя объяснить. Это можно только показать.

— Ну, покажи. А то надоело ходить вокруг да около.

— Только не это, — пробурчал он. Помолчал. Подумал. — Ладно, пусть… Сама напрашиваешься. Встань в проход и пригни голову.

Ксения почувствовала, что будет явно неприятное, и махнула рукой:

— Не надо!

Но Сашка психанул:

— Чего ты дурью маешься? То хотела, а теперь нет!..

А Натка долго к нему приставала, подбежит и голосит:

— Ой, если б ты знал, как я хочу колыбашку! Сашка-колыбашка, Сашка-колыбашка!

Однажды он вышел из себя, доведенный, схватил Натку за голову и стал ее пригибать. И Наталья моментально поняла — чтобы сделать эту самую колыбашку по-настоящему. Изо всех сил рванулась, вырвалась и убежала. И больше уже на эту тему не заговаривала.

— Так что это такое? — повторила Ксения.

Сашка усмехнулся:

— Резкий удар вниз по шее, мгновенно сбивающий человека ничком наземь. Ты стала такая известная…

Ксения нахмурилась:

— Да, стала… Та самая, которая… А ты как поживаешь?

— Вот на днях предложили пойти в очень крутую охрану. Я сказал, что для окончательного решения мне надо посоветоваться с девушками.

Ксения усмехнулась:

— Ты неизменяем. Ая всегда удивлялась наивности и доверчивости охраны: меня неизменно пускают без проверки в любые музеи, хотя газовый баллончик постоянно лежит у меня в сумке. Эти их просветители — автоматы контроля — пустое дело! А уж психология… Видят: баба, не очень молодая, ничего особенного, ну что там может быть у нее в сумке…

— Не узнают?

— По-разному… Если узнают, тогда вообще обо всем забывают. Или просят автограф. Тебе не дать?