забегали знакомые мурашки, кончики пальцев неприятно занемели. Синь-камень. Что ж, ожидаемо. Обычная мера безопасности, когда дело касается переговоров двух нефилимов. В его поле Вяземский, наоборот, почувствовал себя даже чуть спокойнее.

Машина тронулась почти сразу же, плавно покачиваясь на рессорах. Несмотря на изрядную массу, двигалась она легко — под капотом наверняка движок повышенной мощности.

Они с императором сидели рядом, лицом по направлению движения машины. Напротив — второй ряд сидений, развернутый к ним. Освещение в той части салона выключено, но можно разглядеть смутные силуэты ещё двух пассажиров — скорее всего, телохранителей. Сидят молча и неподвижно, будто предметы мебели.

Вяземский, выглянув в окно, вздохнул, пожалев, что не захватил с собой сигару.

— Какие идут дела в губернии, Сергей Александрович? Судя по новостям, в тайге неспокойно…

— Даже до вас слухи докатились? Я думал, в столице сейчас других забот хватает…

— Хватает. Но восточные рубежи не менее важны, чем западные или южные. Особенно сейчас. Мне нужно знать, что тыл надёжно прикрыт. И способен дать то, что от него требуется.

— Я понимаю. И вы ведь знаете, что можете на меня рассчитывать.

— Однако насчёт этого всё чаще возникают вопросы.

Вяземский улыбнулся одними губами. Да уж, гибкости у Романова — ни на грош. Рубит сразу в лоб, будто топором. Если бы при его дворе не было талантливых дипломатов, Россия бы уже давно вдрызг перессорилась со всеми соседями.

Впрочем, война и так на пороге…

— Я уверен, что мы сможем уладить все недоразумения, Ваше Величество. Не знаю уж, что вам напел Демидов, но…

— Речь сейчас не о Демидове. Хотя ваше с ним соперничество уже давно вышло за рамки разумного. Вам обоим давно стоило напомнить, что губернии — это не ваши личные вотчины.

— В моём случае напоминание это излишне и даже несколько… оскорбительно, — сухо ответил Вяземский. — Я прекрасно помню, что чин генерал-губернатора обязывает, прежде всего, служить во благо Отечества. Что я и делаю по мере сил.

— Не надо высокопарных речей, мы не на публике. А вопросы мои к вам вполне конкретные, Сергей Александрович. Могу озвучить их прямо сейчас.

— Что ж, если изволите вот так, сразу…

— Изволю. Это правда, что на должности обер-полицмейстера Томска много лет работал упырь?

— Эм… Признаться, я… Обескуражен, Ваше Величество. Филипп Александрович был достойнейшим человеком, и на своём посту многое сделал для города. И вообще, для обвинений такого рода должны быть серьёзные основания. И доказательства.

— Основаниями и доказательствами будет заниматься Трибунал. Я пока просто задаю вопросы. Так это правда?

Вяземский сжал кулаки и невольно бросил взгляд на замершие напротив в полутьме фигуры телохранителей императора. Хорошо, что поле синь-камня гасило проявления Дара, иначе бы он мог и не сдержаться.

— Мне… об этом ничего не известно, Ваше Величество. И обер-полицмейстер мёртв. Тело его исчезло. Так что теперь уже ничего нельзя сказать наверняка.

— Удобно. Хотя… Что, если тело вдруг найдётся?

— Каким образом?

— Хм… А действительно, каким? — пожал плечами Романов. — Что скажете, Аркадий Францевич?

Вяземский вздрогнул, когда один силуэтов на сиденье напротив подался вперёд. Щелкнул колпачок зажигалки, и крошечный, но яркий кристаллик жар-камня высветил знакомое лицо с пышными бакенбардами. Огонёк опустился в чашу курительной трубки, и в воздухе запахло терпким запахом табака.

Путилин! Как он здесь оказался, чёрт возьми⁈

В мозгу тут же вспыхнула догадка, и обожгла, прокатилась по всему телу, словно выплеснутый за шиворот стакан горячей воды.

Катехонец исчез ещё вечером. Похоже, уехал из города, и направился на восток, где каким-то образом успел перехватить императорский поезд…

— А ведь почти год не курил… — сделав затяжку, Путилин укоризненно ткнул в Вяземского мундштуком трубки. — Но последние дни выдались такими нервными, что кто угодно сорвётся…

Он затянулся снова, выпустил длинную струю дыма и продолжил.

— А насчёт тела Барсенева… Что, если тот, кому вы поручили избавиться от него, на самом деле припрятал улику в укромном месте?

Вяземский не ответил, лишь смерил статского советника взглядом сузившихся глаз. Блефует? Увы, возможно, что и нет. Кудеяров с обер-полицмейстером не очень ладили. Но пока Барсенев был жив, это было даже полезно — они приглядывали друг за другом, и оба пытались выслужиться перед губернатором. Но потом…

Неужели Фома и правда предал? В его беззаветную верность Вяземский, конечно, никогда не верил, и потому не подпускал этого бывшего каторжанина по-настоящему близко. Но всё же был уверен, что держит его на коротком поводке…

— Молчите? — усмехнулся Путилин. — А вот этот ваш человек оказался очень даже разговорчивым. И готов давать показания Трибуналу.

— Я… — горло губернатора будто сковало колючим ошейником, и он кашлянул, прежде чем продолжить. — Даже если действительно выяснится, что Барсенев был упырём… Я ничего не знал об этом.

«По крайней мере, вы не сможете это доказать».

— Связь со Стаей — это, конечно, серьёзный проступок, — вмешался Романов. — Но далеко не единственный… Аркадий Францевич доложил о куда более серьёзных вещах. О том, что вы покровительствуете целой браконьерской сети, отлавливающей таёжных тварей, подлежащих особому учёту. И о том, что в Томске проводятся подпольные бои с участием этих чудовищ. На них вы тренируете бойцов из личной гвардии, среди которых, опять же, немало неучтённых Одарённых. И это уж не говоря о вашей связи с некоей иностранной шпионкой, готовящей целый заговор…

— И всё это Аркадий Францевич выяснил за считанные недели? — саркастично усмехнулся Вяземский. — Остаётся только поражаться его таланту!

— Вы зря иронизируете, Сергей Александрович. Господин статский советник действительно один из лучших сыщиков Империи.

— Разве? Я вот слышал о нём совсем другое. Что даже у себя в Священной Дружине он не на самом хорошем счету, и потому-то его и сослали к нам за Урал.

— Вы слышали то, что и должны были слышать.

— Слухи о моей опале несколько… преувеличены, — пояснил Путилин. — Это своего рода спектакль, разыгранный специально для того, чтобы замаскировать истинную цель моего визита в Томск. А послан я был лично государем. В качестве тайного ревизора.

Усмешка так и не сходила лица Вяземского, но сейчас в ней было скорее что-то нервное.

Что ж, это вполне в духе Романова — за несколько недель до визита послать в город своего тайного порученца. Наверняка и не одного…

Вяземский рванул ворот рубашки, пытаясь ослабить галстучный узел.