– Я же говорил, что эфир – это своего рода материя, управляемая молекулярными механизмами. В возбужденном состоянии волновая активность приводит наши информационные поля к единой колебательной частоте.

– А по-русски? – Мозгалевский с усилием потер переносицу.

– Море в штиль, каждый во что горазд, плыви в любую сторону. А теперь представь – волнение, буря, несет всех в одну сторону и качает одинаково, – объяснил Василий.

– А за счет чего возникает такая активность?

– Воля человека к научному открытию, к войне, к смене власти и всякому такому создает колебание. Коллективная воля ведет к согласованности колебаний – резонансу, который захватывает и все нейтральные системные поля. Резонанс, рождаемый волей единиц, запускает в единое движение всю биомассу, переформатируя каждое информационное поле. Будущее существует сначала в воображении, затем в воле, потом в реальности. Если марш роты солдат совпадет с частотой колебания моста, то мост рухнет. Так и рушатся государства в волевом резонансе граждан, которые не хотят терпеть существующую власть.

– Вася, ты стал оппозиционером? – Мозгалевский перехватил поплывший взгляд философа с утонувшими зрачками в дымном молоке глаз.

Головная боль не давала Берии сосредоточиться, мысли чахлыми воробьями прыгали по всему важному, поскальзываясь на женщинах и быте. Он очень скучал по Марте, дочке от Ляли Дроздовой, девочку не видел уже месяц. Лаврентия Павловича всякая привязанность тяготила. Берия боялся влюбляться, стараясь каждое вспыхнувшее чувство перебивать очередной мелкой страстишкой, что возвращало его в равновесие, позволяло сосредоточиться на государственных делах. Но любовь к дочери он не мог заглушить.

Надо сказать, что искренних и преданных любовниц, на годы украсивших биографию атомного маршала, насчитывалось немного, таких, чтоб являлась больше другом, чем развлечением. Воспоминания о прежних романах доставляли Лаврентию Павловичу чувственное удовольствие. Чего только стоила история с Марьям Чентиевой, красавицей чеченкой, в двадцать пять лет ставшей министром просвещения Чечено-Ингушской республики. В 1942 году НКВД заподозрил девушку в координации действий антисоветских чеченских формирований. Заместитель народного комиссара внутренних дел Иван Серов, отвечавший за оборону Кавказа по линии контрразведки, приказал арестовать обворожительного министра и лично допрашивал девушку. Та держалась смело и дерзко, упорно молчала. И Чентиеву непременно бы расстреляли, да Богдан Кобулов – верный соратник и бессменный заместитель Берии, зная вкус своего шефа, забрал у Серова пленницу и отправил ее в Москву к Лаврентию Павловичу.

После знакомства с Берией все обвинения с Марьям сняли. Шеф НКВД был поражен строптивой красотой чеченки. Через полгода подкаблучного малодушия Берия охладел к Марьям. Девушка, умевшая быть или казаться искренне страстной, видела в этих нечистых отношениях исполнение долга перед гордой горной родиной и добилась освобождения из тюрем нескольких земляков, связанных с нацистским подпольем на Кавказе. Узнав о намерениях советского правительства депортировать чеченцев, Марьям пыталась убедить Берию этого не делать. На что Лаврентий Павлович разгневался и, окончательно решив разорвать с Марьям, любезно отправил ее домой. Чентиеву арестовали 22 февраля 1944 года, ровно накануне начала операции «Чечевица» – массовой депортации чеченцев и ингушей в Среднюю Азию и Казахстан. Покинув ГУЛАГ в 1957 году, Чентиева занялась наукой и воспитанием дочки[8].

Сладостными оставались воспоминания и о другой спутнице Лаврентия Павловича – Елизавете Зарубиной, урожденной Эстер Розенцвейг. С Берией они сошлись еще в начале двадцатых, и Лаврентий Павлович, преодолев собственнические инстинкты, вооружил советское государство красотой и беспринципностью этой молодой еврейки. Несмотря на то что Эстер связала себя брачными узами с разведчиком Василием Зарубиным, она по заданию ОГПУ начала сожительствовать с легендарным Яковом Блюмкиным – террористом, убийцей поэта Есенина и немецкого посла Мирбаха, искателем Шамбалы и советским резидентом в Константинополе. «Революция выбирает себе молодых любовников», – писал о нем Троцкий. Эстер сдала чекистам «любовника революции», сообщив, что тот поддерживает связь с опальным Троцким. Блюмкина расстреляли, а Лиза-Эстер вернулась к мужу. В 1940-м во время нелегальной работы в Берлине Василия Зарубина с женой обвинили в сотрудничестве с гестапо, но заступничество Берии позволило чете разведчиков не только уцелеть, но и возглавить советскую резидентуру в США, где супруги преуспели в ядерном шпионаже[9].

Берия допил разбавленный коньяком чай, проглотил таблетку аспирина, не веря в лекарство, и поехал в Кремль, где накануне в зале заседаний Верховного Совета СССР закончил свою работу ХIХ съезд партии, не собиравшийся до этого почти тринадцать лет. Съезд открывал вступительным словом Вячеслав Михайлович Молотов, удостоившийся чести первым прославить Сталина и почтить память официально убиенных Щербакова, Калинина и Жданова. Долго и занудно про достижения советского народа вещал с трибуны Маленков. Затем сам Лаврентий Павлович, не жалея красок, рассказывал о могуществе Красной империи: «Если враг осмелится пойти на нас войной, то Советский Союз, стоящий во главе лагеря мира и демократии, сумеет дать сокрушительный отпор любой группировке агрессивных империалистических государств, сумеет разгромить и покарать зарвавшихся агрессоров и поджигателей войны!» Дальше Берия ругал царизм – «угнетателя и палача народов России», докладывал о разгроме русского национализма и нерусского космополитизма.

«Наша партия и лично товарищ Сталин, – Берия оторвался от текста, театрально взглянул в напряженную тишину зала и снова вернулся к бумажке, – неустанно заботится о правильном проведении в жизнь советской национальной политики. В борьбе с врагами ленинизма партия отстояла ленинско-сталинскую национальную политику и обеспечила полный и окончательный разгром великодержавного шовинизма, буржуазного национализма и буржуазного космополитизма».

Наглотавшись «измов», Берия жадно запил их водой и продолжил оглашать успехи партии. Старался, хотя и презирал роль глашатая на самых крутых подмостках Советского Союза.

…Злой октябрь предвещал раннюю зиму. Сидя в машине, Берия кутался в пальто, борясь с ознобом. Помпезный съезд служил всего лишь технической подготовкой Пленума ЦК, на который спешил Лаврентий Павлович. По предложению Сталина новый состав Центрального Комитета увеличили вдвое – избрав 125 членов и 111 кандидатов. Партийная эмиссия разрушала политическую монополию большевистских старейшин и формировала новую сталинскую гвардию. И вот грядущий пленум должен определить судьбу первых лиц после Сталина, правящих страной уже двадцать лет. Берия поморщился, вдруг вспомнив, что из состава Политбюро, избранного накануне октябрьского переворота, в живых остался только Сталин, остальных, за исключением Ленина, объявили врагами народа и уничтожили.