Конни и в голову не приходит, что Карла чувствует себя обиженной и обойденной. Конни так рада возможности озвучить свои идеи, что чуть не подпрыгивает от нетерпения и восторга.

— Карла, давай кое-кого из подруг пригласим, — говорит она как ни в чем не бывало. — Значит, мы договорились, Стэнли. У нас появится много новых ножек, а тебе предстоит сделать так, чтобы им было где двигаться.

Конни ждет, что он засмеется или хотя бы улыбнется, но он только наливает себе пива. Сидящие у дальнего конца стойки Лайза и Барбра даже не притворяются, что им неинтересно, о чем говорит Конни. Они затаили дыхание и ловят каждое ее слово.

Когда Конни оборачивается к ним, Лайза и Барбра под стойкой судорожно хватаются за руки.

— Слушайте, девочки, я знаю, что вы нас недолюбливаете, но все равно спрошу: не хотите участвовать в нашем шоу?

— Кто, мы? Ни за что! Мы до такой самодеятельности не опускаемся, — заявляет Барбра и в тот же миг вскрикивает от боли, так как Лайза изо всех сил пинает ее по лодыжке.

Карла настолько изумлена всем происходящим, что вообще ничего не может сказать, тем более при посторонних. Она хватает Конни за руку и тащит за сцену в гримерную. Там, кипя от негодования, она набрасывается на сестру:

— Ты что это вытворяешь? И мне ничего не сказала!

— А ты не понимаешь? Вот-вот сбудется мечта всей нашей жизни, — удивленно говорит Конни, явно не понимая, за что Карла на нее сердится. Подумаешь: кто-то кому-то чего-то не сказал — ведь на самом деле цель их жизни может стать реальностью в ближайшее время. Решив, что Карла не поняла, в чем дело, Конни делает выразительный жест: — Шоу-ресторан!

— Нет, это ты не понимаешь! Нам нельзя расширять шоу! Мы станем слишком известными! — настаивает Карла.

— Только в Западном Голливуде, — подчеркивает Конни. — Карла, ты пойми: эти бандиты не станут искать пару трансвеститов. Да может, они вообще никого больше не ищут и уже забыли про нас. Я тебя уверяю. Мы от них сбежали и живем своей жизнью. А значит, нельзя упускать свой шанс. Это судьба.

Карла делает глубокий вдох, медленно выдыхает воздух и заставляет себя успокоиться. Возможно, в том, что говорит Конни, и есть какой-то смысл. Нельзя злить высшие силы, не обращая внимания на подаваемые ими знаки. И если шоу-ресторан — это действительно их судьба, а уж в том, что это их жизненная цель, у Карлы даже в гневе нет сомнений, — то было бы просто святотатством не принять такой дар небес, свалившийся им прямо в руки.

У Карлы по коже пробегают мурашки, и Конни испытывает то же самое. Девушки обнимаются и спешат обратно в бар, чтобы участвовать в кампании объединенными силами; действовать в единой команде — для них дело привычное, лишних тренировок и репетиций для этого не потребуется, и они твердо намерены добиться своего, разумеется с благодарностью приняв помощь Стэнли.

Тибор передислоцировал свою оперативную базу в Нью-Йорк, где знакомится с таким культурным феноменом, как бродвейский музыкальный театр. К своей огромной радости, он обнаружил театральную кассу на Таймс-сквер, где можно с большой скидкой купить билеты на любое представление, если в театре нет аншлага.

Сейчас он стоит в очереди, ожидая возможности выяснить, на какое шоу он может попасть сегодня днем и на какое — вечером. В последнее время, как и его босс, он взял себе за правило делать несколько дел одновременно. В данный момент, например, помимо изучения афиши, он занят тем, что разговаривает по телефону, причем именно с боссом, который кричит на него.

— Руди, я же говорю тебе — во всех шоу-ресторанах я уже побывал, так что теперь переместился на Бродвей, — терпеливо объясняет Тибор, искренне не понимая, почему Руди на него злится и все еще не доверяет. — Вчера вечером я смотрел «Цыганку» — их там нет. В «Ренте» тоже нет. Должен сказать, звучание там уж слишком резкое, но главное в этом шоу — текст. Именно он придает всему представлению настоящую убедительность, оказывающую на публику эмоциональное воздействие, какого не припомнят со времен «Оклахомы» — тоже революционного для своего времени спектакля.

Руди орет в трубку нечто нечленораздельное. Тибор вежливо и невозмутимо продолжает говорить. В конце концов, если попался тебе в начальники дурак и грубиян, это еще не причина перенимать его дурные манеры. Он бы только хотел, чтобы Руди стал более терпимым и научился слушать. Тибор так много узнал о театре. Он начал читать критические статьи — в журналах «Нью-Йоркер» и «Нью-Йорк» и в газете «Таймс», — и он вполне готов поделиться своими новыми познаниями и впечатлениями с Руди. Ну ладно, может, в следующий раз. В тот момент, когда Руди замолкает, чтобы перевести дыхание, Тибор вежливо, но с чувством собственного достоинства говорит в трубку:

— Да, я все понял, но теперь мне надо идти. Я очень занят. Важное дело. Нет, извини, больше говорить не могу.

Он отключается. Дело у него действительно важное: подходит его очередь к кассе. Он подступает к окошечку и говорит:

— Привет. Мне, пожалуйста, один билетик на «Лак для волос», а на дневной спектакль — на «Песнь цветочного барабана» — тоже один.

В «Хэндлбаре» вовсю идет ремонт и реконструкция. Рабочие сносят кувалдами одну из стен; в углу лежит штабель листов толстой фанеры. Тем не менее Конни и Карла, а также Роберта, Леа, Брианна и другие вовсю репетируют. Времени у них мало, поэтому приходится работать в тесноте и в этом кошмарном шуме, но такие экстремальные условия они воспринимают как вызов, который готовы принять.

Конни поглядывает на то, что когда-то было стеной, а теперь стало зияющей дырой. Перекрикивая шум, она говорит:

— Здесь мы сможем неплохо выстроить мизансцену для Тевье. Ты будешь Голдой, Роберта. Карла, пусть они нарисуют скрипача вон там, наверху. Эй, ребята! А вы можете сделать нам здесь рампу?

Рампу? Карлу несколько тревожат масштаб и амбициозность планов Конни. Сегодня рампа, а дальше что? Арка просцениума? Поворотный круг на сцене?

Продолжая репетицию, трансвеститы все-таки не теряют надежды подобрать имя Полу.

— Как насчет Хрустального Графинчика? — предлагает Леа.

— Нет, — отвергает Пол.

— А может, Патти? Патти Кексик?

— Нет.

— Патти О’Тумбочка?

— Нет.

— Патти Большая Корма? — выдвигает свой вариант Роберта, и все разражаются хохотом, за исключением Пола, который медленно заливается краской.

— Может, мы все-таки порепетируем? — предлагает Брианна, и все возвращаются к своим занятиям. За исключением Леа, которая странно смотрит на Конни.

— Что это такое? — спрашивает Леа. Конни замирает. — Почему ты днем носишь лифчик? — Леа заметила под платьем Конни бретельки.

Та быстро находится с ответом:

— К твоему сведению, на репетицию всегда лучше приходить в полной выкладке. Натренируешься танцевать с этими грудями — так и во время спектакля будешь лучше с ними двигаться, и ничего ниоткуда у тебя не вывалится.