А вокруг были только деревья с содранной корой, сломанные ветки, пологий склон и солнце в вышине. Но я забыла, что у нас есть свое чудо. Сейчас оно напомнило о себе. Вернее, он. Сначала из-за склона показалась рука со сбитыми костяшками пальцев, потом приклад арбалета с налипшими пучками травы, потом поднялась голова с кудрявыми волосами, слипшимися от крови.

— Михей! — закричала я, весьма смутно представляя себе, что парень может сделать.

Стрелок встал в полный рост. Из носа текла кровь, капала на грубую холщевую рубашку. Михей поднял арбалет и нажал на спуск. Но ничего не произошло. Болт остался в гнезде. Парень повторил попытку. Безрезультатно.

Теперь уже закричал Рион. Зверь, не обращая внимания на боль и всадника, изгибался, готовясь к прыжку.

— Чтоб тебя, — высказался Михей и, замахнувшись, швырнул арбалет.

Ловец прыгнул, чаровник на его спине продолжал орать, а трещотка на хвосте издавала сухие отрывистые звуки. Арбалет кувыркнулся в воздухе и встретился прикладом со лбом хвангура. Раздался оглушительный треск, похожий на тот, с которым молния развалила дерево у пруда за мельницей. И все кончилось. Зверь, Рион и арбалет рухнули в овраг.

Хрустнули сучья. Крик мага оборвался.

Мы с Михеем выдохнули, как приговоренные к смерти, которым в последнюю секунду отменили казнь, переглянулись и бросились к оврагу. Спускались быстро, не думая о том, что можно упасть или на что-то напороться. Одежда цеплялась за кусты, сапоги загребали листья. Я оцарапала руку, но едва заметила это, стрелок распорол штанину. Мы не думали ни о ловушках, ни о шансах сломать ноги. Одна мысль билась в голове, вернее, вопрос.

А если Рион мертв? Что, если силу возвращать некому?

Стоило это представить, и… Я сразу почувствовала облегчение. Простое и чистое. Неправильное, потому что никто не сможет избавить меня от печати, и тем не менее…

Это приводило в ужас. Неужели я настолько плоха? Почему меня больше волнует сила, которую я даже не ощущаю, чем гибель парня, который только что спас мне жизнь?

Они лежали на дне. Зверь на боку, судорожно вытянув лапы. Голова покоилась на камне, как на серой подушке. Очень твердой подушке. Изо рта хвангура текла струйка крови. Красная дорожка извивалась по валуну и впитывалась в землю.

Михей что-то сдавленно пробормотал, то ли молитву, то ли проклятие. Маг лежал на звере, он так и не выпустил из рук мясистые уши. Неподвижное тело парня окутывала зеленоватая дымка. Я, как завороженная, протянула руку, но Михей перехватил мою ладонь.

— Меня мамка-покойница учила не трогать болотные огни.

— Это не болотные огни…

— Все равно, чаровничьи штуковины. — Стрелок мотнул головой и позвал: — Рион?

Зачисленный в безвременно погибшие маг застонал, разжал руки и съехал на землю. Зеленая дымка тут же развеялась.

— Господин маг, ты живой? — Михей опустился на колени.

Рион просипел:

— Нет… — и закатил глаза. — Я же просил не звать меня…

Не договорив, парень потерял сознание.

Но даже тогда мысль, что парню лучше было бы умереть, не ушла, а просто отступила, затаившись на дне сознания. Может, односельчане правы и я действительно нелюдь?

— Айка, да помоги же! — закричал Михей.

Мы не нашли ни Облачка, ни мерина. Когда стрелок очнулся после падения, коня уже не было, хотя я точно слышала ржание. А вот вороному Риона не повезло, острые когти хищника располосовали жеребцу шею. Арбалет нашелся, как ни странно, целехонький и все еще заряженный. Парень на пробу нажал на спуск — болт свободно ушел в кусты.

Михей довольно быстро соорудил волокушу из веток, и мы перетащили на нее Риона, пребывающего в бессознательном состоянии. Я задрала рубашку парня и едва сдержала ругательство, услышанное как-то раз от кучера заезжего торговца сладостями. Дело было плохо. Множественные ушибы — полдела, хуже то, что кожа быстро наливалась синевой. Если внутри брюха открылось кровотечение — без помощи целителя парня не спасти, никакие знания травницы не помогут.

Поклажу с жеребца — все, что смогли, — навесили на себя, пусть идти и одновременно тащить чаровника было тяжело. Мелькнула мысль оттяпать хвангуру голову и продать магам за сотню золотых риниров. Но до города еще надо добраться, нам предстоял переход через Багряный лес, и тащить лишнюю порцию мяса на прокорм диким зверям не имело никакого смысла. Туша так и осталась лежать нетронутой. Полагаю, если мы выживем, будем очень сожалеть, что оставили ее там.

Выбираться из оврага не стали, боялись добить раненого. Пошли по дну так быстро, как смогли. Торопились, выбивались из сил, но не останавливались. Иногда волокуша застревала, цепляясь за выпирающие из земли корни. Мелкий ручеек, журчавший на дне между камнями, тихо плескался под еловыми лапами волокуши. Мы тащили раненого по воде. Сапоги вымокли и скользили по мелким камешкам.

Больше всего я боялась в очередной раз обернуться и понять, что грудь парня больше не вздымается, что дыхание, поверхностное и сбивчивое, исчезло совсем.

Боялась и надеялась.

Лишь бы успеть. Лишь бы не успеть. Если Эол слышал меня в тот день, то, наверное, кривился от отвращения. Я бы на его месте кривилась.

Иногда Рион стонал, я вздрагивала, а Михей ускорял шаги. Он напоминал вола на пахоте, такой же широкий и целеустремленный, пробирающийся сквозь целину.

Поселок лесорубов показался ближе к ночи. Несколько грубо сработанных времянок, явно стоящих на краю леса не один сезон. Темные силуэты домов под двускатными крышами из лапника. Брошенные бревна и распиленные на колоды стволы.

Коряво каркнул ворон, Михей остановился и уперся руками в колени, пытаясь отдышаться. Проситься на постой в такое время дело зряшное, но у нас раненый, а значит, выбора как такового не было.

Здесь валят лес, а при такой опасной работе травмы и отрубленные конечности в поселке не редкость, значит, им полагается какой-никакой маг-целитель. Вернее, мы на это очень надеялись, потому что в противном случае можно было уже никуда не торопиться.

В первой избе на стук попросту не открыли, как и во второй, и в третьей. Не слышать не могли, если только это не поселение глухих. Стучал Михей громко, кричал зычно, всех окрестных собак перебудил.

— Да померли вы там, что ли? — Парень в сердцах стукнул кулаком по очередному косяку, и дверь четвертого дома открылась.

На Михея уставилась растрепанная заспанная девица, которая открыла дверь, толком не проснувшись и еще не поняв, что именно сделала. Минуту она пялилась на парня, потом перевела взгляд на волокушу с Рионом, на меня, стоящую у крыльца… И, истошно заверещав, захлопнула дверь.

Мы переглянулись, я инстинктивно нащупала кулон на груди, согретый кожей камешек приятно кольнул пальцы. Значит, мы это всего лишь мы, парень и девчонка. Ну потрепанные, ну грязные, но на людей все же похожи больше, чем на чертей.