– Я не хочу, чтобы ему становилось легче, Надя. Я хочу, чтобы ему было больно так же, как было больно моей матери, когда эти ублюдки насиловали её и избивали. А потом она горела в огне, и всё это я слышал. Я разодрал руки об стены, пытаясь выбраться из подвала, чтобы помочь ей. И не смог. А потом, когда её крики стихли, замолчало всё вокруг. Я не слышал ничего несколько дней. Говорить не мог. Я вообще мало что соображал. Только прокручивал в голове её голос, её просьбы отпустить… чтобы не забыть. Я до сих пор помню её голос. И последний крик. Когда меня вытащили из-под обугленных обломков, я чувствовал во рту вкус пепла… Этот ни с чем не сравнимый вкус утраты, Надя. В тот день сгорел и я. Сгорел её ребёнок, которого мама хотела видеть не бандитом. Она мечтала, чтобы я стал врачом. Чтобы помогал людям. А теперь я ненавижу людей. Либо пользуюсь ими, пока они мне нужны, либо вышвыриваю их из своей жизни. Отец и его поступки превратили меня в такого же, как он сам. А по-другому не умею и не хочу. Моя мать любила людей, и чем они ей отплатили? Теперь спроси себя, простила бы ты отца на моём месте? – он повернулся ко мне всем корпусом, протянул руку к лицу и большим пальцем стёр с моих щёк слёзы. – Ты похожа на неё. Ты тоже веришь и помогаешь людям, несмотря на то, сколько боли они тебе причинили. Моя сильная кукла Надя. Ты так усердно выстраиваешь вокруг себя стены, чтобы никто не смог увидеть, насколько ты ранимая.

Смотрю, как приближается его лицо, а губы накрывают мои и уверенно, немного жёстко целуют, причиняя незначительную боль.

Отпрянув назад, упираюсь ему в плечи. Улавливаю его учащённое дыхание, мотаю головой, немо запрещая касаться меня. Он снова порывается поцеловать, но я останавливаю его звонкой пощёчиной.

– Сука, – шипит мне в губы, надавливая на них пальцем и скалясь, будто зверь. – Всё равно моей будешь. Я в пыль раскрошу любого, кто попытается мне помешать.

***

Глядя, как задумчиво мужчина потягивает коньяк, нервно теребила ремешок сумочки. Как же паршиво это – вот так унижаться… Только бы не отказался. Он ведь сам предлагал.

– Илана, я, правда, рад, что ты изменила своё решение, – Альберт Станиславович поставил на столик бокал, похлопал по диванчику рядом с ним. – Присядь, не бойся.

Она натянуто улыбнулась, села.

– Я понимаю, как это выглядит, но…

– Помолчи, красавица, – прервал её бесполезные заикания, чему немного обрадовалась. – Я не забираю свои слова обратно, и моё предложение, конечно же, в силе. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Но могу ли поинтересоваться, почему ты столько раз отказывалась, а теперь вдруг согласилась? Сначала исчезла из клуба, и никто не мог мне объяснить, где ты. И тут вдруг появляешься и говоришь, что согласна стать моей любовницей. Девочка, я серьёзный человек, и на игры у меня нет времени. Если тебя кто-то попросил или…

– Нет-нет! Я сама, правда. Это не подстава. Честно. Просто я осталась без работы. Так вышло… А у меня дочь. Мне очень нужны деньги, – посмотрела в его глаза, и мужчина коротко кивнул, привлекая её к себе за талию.

– Вопрос закрыт. Я всё понял. Ни о чём не волнуйся, всё решим. Давай, Жемчужинка, закажи себе что-нибудь.

Легче не стало почему-то. Хоть он и согласился, и вроде бы главная проблема решена, но в душе всё равно хотелось плакать.

Губы Альберта Станиславовича прижались к тыльной стороне ладони, и Илана улыбнулась.

– Я шампанского выпью.

– Отличное решение, девочка моя, – щёлкнул тремя пальцами, и перед ними мгновенно вырос услужливый официант. Вот так бы ей… Щёлкнула пальцами – и дочка здорова. Щёлкнула – дом есть. Ещё раз щёлкнула – полный холодильник и забитый шкаф. Увы и ах. Щёлкать пальцами дано не всем. Некоторым нужно и обслуживать тех, кто щёлкает.

Она отказала ему. Никому до него не отказывала, а ему отказала. Видать, с ним действительно что-то не так, если даже шлюхи посылают куда подальше.

В прошлую встречу Илана ловко его обломала. Взглянула на протянутые им деньги и, усмехнувшись, прошла мимо. Видимо, мало предложил. Так бы и сказала, откуда ему их расценки знать? Ещё совсем недавно Заур даже не мог предположить, что будет нуждаться в услугах проститутки. У него всегда были женщины другие. Обычные. Он мог встречаться с одной годами, пока она не начинала требовать большего. Таких, как Илана, никогда не было.

Скрипнув зубами, Заур надавил на хлипкую кнопку звонка. Внутри квартиры раздалась трель, но открывать Илана не торопилась. Громыхнул кулаком по двери, отчего она задрожала.

– Открывай! – рявкнул, услышав за дверью скрип половиц.

– Иланы нет дома! – послышался старушечий голос, а следом за ним детский плач. – Уходите, не то вызову полицию!

Грубить старухе не стал – не так воспитан. Да и ни при чём она. У него проблемы с Иланой, а не с её родственниками.

– Когда она придёт? – спросил негромко, но ответа так и не дождался.

Выругавшись, развернулся к лестнице и встретился взглядом с ней. Девушка застыла на последней ступеньке, прижимая к груди букет цветов.

– Где ты была? – голос его прозвучал угрожающе. Почему она возвращается домой утром?

Хотя, в принципе, не сложно догадаться почему. Всю ночь работала. Но с каких это пор проституткам дарят цветы?

– Тебе-то что? – вздёрнула подбородок, попыталась его обойти.

– Откуда это? – кивнул на букет.

– Не твоё дело, Заур. Зачем ты снова пришёл?

– За тем, что и в прошлый раз, – перегородив ей дорогу, облокотился о перила.

Она закрыла глаза, обречённо вздохнула.

– Вроде в прошлый раз я дала тебе понять, что мне неинтересно твоё предложение, нет?

Он достал из кармана бумажник, протянул ей.

– Возьми сколько хочешь. Если налички мало, возьми карту, сними, сколько потребуется.

Она удивлённо вздёрнула брови, усмехнулась.

– Ничего себе, щедрость какая. С чего это вдруг? Что, в клубе после моего ухода не осталось девочек? – издевательская её усмешка всколыхнула в нём притихшую на время злость.

– Я хочу тебя, – прорычал сквозь зубы, делая акцент на последнем слове, на что Илана надменно фыркнула.

– Вот оно что! И как давно ты меня хочешь? Ты поэтому меня из клуба выпер? Так надо было по-человечески подойти и сказать, а не стволом мне в лицо тыкать. А теперь забирай свои деньги и проваливай. Не всё в этом мире продаётся, понял? – выплюнула зло, подняла руку, чтобы его оттолкнуть, но не осмелилась.

– Да ну? Скажешь, ты не продаёшься? Или тебя всю ночь по любви сношали? – прошипел, склоняясь к ней и отмечая про себя, что её губы припухли и покраснели, словно её долго целовали. Эта догадка вскипятила кровь, и по венам разлился жар. Представил, как бы целовал её сам и… Нет, такой женщины он точно не коснётся губами. Сделает своё дело и забудет о ней. Скорей бы.