– Нужно допросить ее повторно и сличить показания.

– Пресса давит.

– Пока рано говорить, что пятая и шестая жертва – дело рук одного человека. Но, похоже, так оно и есть. Знаешь, чего я боюсь больше всего? – Следователь оглянулся, не подслушивает ли кто, и сказал тихо: – Имитатора. Предупреди всех: ни одного слова про это. Это хуже одного маньяка и хуже самой длинной серии.

Капитан Мирошник долго стучал в двери гостиницы «Абыча», где остановился полковник Лысенков. Ему открыла администратор. Хрипловатым со сна голосом спросила:

– Кофе хотите?

Мирошник ответил, поднимаясь по лестнице.

– Три чашки. Мне, шефу...

– И себе, я поняла, – заполнила она паузу.

Капитан вошел в комнату полковника, разбуженного предварительным звонком в этот ранний час, и с порога заявил:

– Их местонахождение обнаружено, товарищ полковник. Поедете на место?

Лысенков медленно, с недовольной миной на лице пожал плечами. Сейчас его больше интересовали другие люди.

– Я буду там лишний, – буркнул он под нос. – Надеюсь, пока я в пути, операция по захвату завершится. Удачно завершится. А ты, Слава, останешься здесь за старшего.

– Есть!

– Кстати, ты выяснил, кто руководит операцией по обезвреживанию преступников?

– Подполковник Маслов, омский ОМОН. С ним я не знаком.

– Я тоже. Давай подробности, Слава, и начни с того, жив ли еще солдат. Артем Гулиев у нас остался, да? – Из трех солдат, захваченных Романом Юшенковым, на положении неустановленного был именно Артем Гулиев. Два других объявились с интервалом в два дня. Один явился в милицию сам, другого перехватили сотрудники УВД. Они дали ценную информацию; и если брать в расчет прямолинейность преступника, двигался Роман в западном направлении. Оперативники тут же усилили внимание в тех местах, где со дня на день должен был объявиться Юшенков.

Что удивительно, больше суток он скрывался под дулами часовых на ГЭС, облюбовав сухую штольню, где и бросил одного из солдат, связав его по рукам и ногам. Причем солдат в точности выполнил распоряжение бандита: стал звать на помощь лишь спустя десять-двенадцать часов. Поражала покорность и запуганность «защитников Родины».

– Так точно, товарищ полковник! – отрапортовал Мирошник зудящим и резонирующим в голове Лысенкова голосом. – Артем Гулиев.

– Надеюсь, он не стал единомышленником Юшенкова.

– Заложник, – коротко пояснил капитан. – Юшенков засел в двухэтажном доме сталинской застройки в квартире своей бывшей подруги, которая не попала в список «риска».

– Ну и чья это вина? – осведомился полковник.

– Оперативников.

– А ты кто?

– Не я вел этот вопрос. Дальше. В общем-то, вышли на Юшенкова потому, что он был не один, а таскал за собой Гулиева. Первое: их видели соседи и сообщили в милицию. Второе: подруга Юшенкова сумела сбежать из-под его опеки и также одновременно с соседями явилась в отделение. Что по Гулиеву?

– Его бандит словно на иглу посадил.

– Ему восемнадцать с небольшим, только освободился из-под родительской опеки. А в семье, как мы успели выяснить, было все: окрики, оплеухи. Короче, положение хреновое, реакция на него адекватная.

Свою жизнь Роман Юшенков решил просто так не отдавать. Он соглашался с высоким милицейским чином, отдавшим устный приказ «клиента кончать». И приказ этот перелетал, как эхо, от одного к другому, пока не застрял в ушах рядового бойца. А Роману Юшенкову, достался напоследок пакет из стандартных фраз: «Здание окружено, Юшенков! Сопротивление бесполезно! Бросай оружие и выходи с поднятыми руками!»

– Эй, командир, давай поторгуемся. У меня есть маленький вонючий дезертир.

– Никаких торгов, Юшенков! Отпусти заложника и выходи с поднятыми руками.

Когда Роман показывался в окне, омоновцы хорошо рассмотрели его, одетого в клетчатую рубашку и серую кепку.

– Повеселимся, брат? – Юшенков сощурился на хрупкую фигуру Артема Гулиева. Если бы не совет Сереги Каменева – взять заложников и с их помощью запутать погоню, Роману бы и в голову не пришла такая комбинация. Уходил бы один, налегке, а не тащил бы за собой бремя, одетое в солдатскую форму.

Два дня назад, укрывшись на ночь в пустующем дачном домике, Роман указал на петлицу Артема: «Что это за значок?» – «Инженерные войска. Еще нас саперами зовут». – «А. Значит, вы не убежали, а подорвали. Это меняет дело. Предупреждаю, сука, попробуешь подорвать еще раз, убью!»

– Серега, Серега! – скрежетал зубами Юшенков. – Гори, сука, если ты уже в аду.

Роман бросил под ноги солдату свою одежду.

– Переодевайся! Шоу, брат, мы покажем им напоследок шоу.

Роман ударил заложника ногой в голову. Сидящий на корточках солдат повалился на пол. Сняв с ноги носок, бандит затолкал его в рот заложнику и, роняя как бешеный пес слюну, прошипел:

– Это чтобы ты не орал. А ну, вставай!

Роман чувствовал: времени остается все меньше, по большому счету – из-за качества, скверного качества заложника. Из-за такой дряни никто церемониться не станет. Юшенков по интонации командира спецподразделения определил отношение подполковника Маслова к заложнику. Это слово звучало с неприкрытым пренебрежением, злом, поскольку тот отнимал у спецов их драгоценное время. После они подберут подходящую легенду для этого павшего под их пулями пацана.

Дело уже не в минутах, а в мгновениях, которые то неслись с непостижимой быстротой, то тянулись так медленно, как, противно хлюпая носом, натягивал на себя одежду бандита Артем Гулиев.

Юшенков поставил его в проходе спиной к двери и лицом к себе. Он сел на стул так, чтобы ворвавшиеся штурмовики увидели человека в кепке и клетчатой рубашке, которая успела примелькаться за этот час с небольшим, а за ним – человека в военной форме.

Юшенков сделал все, чтобы придать солдату вид человека, угрожающего оружием – связал ему руки спереди.

– У тебя есть шанс прожить на пару секунд дольше. А коли счет идет на мгновения, это много, брат, очень много.

Ствол «макарова» смотрел парню в середину груди, и Артем не мог не повиноваться бандиту. Солдат просто ждал выстрела – либо спереди, либо сзади. И плакал, подергивая острыми плечами и издавая носом мычащие звуки.

– Плачь, плачь, пока есть время. Тебя не услышат, некогда им будет вслушиваться и вглядываться. Но только попробуй присесть, падла, я тебе в живот разряжу всю обойму, будешь завидовать даже мне, понял?

За окном повисла напряженная тишина. Как перед грозой. Как перед штурмом.