— По всем параметрам. Включая главный, наверное. Ты служил в отряде боевых пловцов и знаешь, как подбираются кадры в элитное подразделение. Во-первых, у тебя должна быть крепкая семья: мать, отец, братья, сестры. Чтобы у тебя во время зарубежных командировок не зародилась мыслишка остаться на чужбине. Неофициальное название им — заложники.

— Не вижу смысла торговаться с тобой, — заявил Джеб после короткого раздумья. — На меня вышли сыскари из ФСБ, значит, вышли все. Безвыходное положение.

— Таких положений для тебя, «котика», существовать не должно. У меня есть пакет, назовем его долгосрочным проектом. Пока ты придерживаешься моих правил, строго выполняешь их — ты жив. Шаг в сторону — и ты мертв. Выбора у тебя нет. Есть вообще-то: набери в грудь побольше воздуха и...

— Поговорим реально, — резко перебил Джеб. — Есть человек, который гарантированно отмажет меня от криминала? Я говорю от лица всех своих парней.

— Да, я понял. И такой человек есть.

— Он твой начальник? Большой военный чин? Это не он сидит рядом с тобой и читает газету? Может, он добрый следователь и сменит тебя, свирепого?

— Брось! Ты же знаешь, что такие вещи не работают, — ответил Абрамов, отметая сарказм «котика» по отношению к Завадскому. — С криминалом может договориться только человек, стоящий над криминалом. Только сверху видно, хорошо ли кому живется.

— Я подставил мощную группировку, — Блинков понизил голос и долго не сводил синих глаз с капитана. — Очень солидную. Фирму «Алмаз-Инвест», завязанную с Новороссийским пароходством. Ответь, что — теперь уже нам — делать? Выйти на человека, стоящего над «Алмазом», работать на него?

— Вижу, ты думал над этим вопросом, — заметил капитан. — Только он круче, намного круче. Надо делом заработать его доверие. Такого человека я знаю. Гарантией всегда служит его слово. Юлий, продолжи, пожалуйста.

Завадский отложил газету и вступил в беседу.

— Однажды я слышал такой разговор: «Камиль Хаким — знаешь такого человека?» — «Знаю». — «Везет тебе». Вот и тебе должно повезти.

— Мы куда-то торопимся, — заметил Блинков. — Разговор у нас путаный.

— Он и не может быть другим, — опять взял слово Абрамов. — На подъезде к Шарм-эль-Шейху люди из контрразведки, которым я через полчаса должен сказать решающую фразу.

— Да или нет?

— В одном случае я просто покачаю головой. В другом — скажу этим людям, что они опоздали. У тебя есть другой вариант, Женя: беги. Собирай шмотки и беги. До самого конца. Пока в спину тебе не торкнется пуля. Многие так делают. На все про все даю тебе двадцать минут, потом будет поздно.

— Погоди, — остановил капитана Блинков. — Какую «крышу» ты мне гарантируешь?

— Двойную. От себя — официальную. Дашь согласие — все увидишь. До встречи через двадцать минут.

Абрамов демонстративно отметил на часах время, кивнул Завадскому и вместе с ним направился к барной стойке.

Если и существовала для Евгения Блинкова молитва, то прозвучала она только сейчас. Раньше о страхе он думал в чуть комичном стиле: не испугался бы даже пары обезьян, пилящих боевую часть атомной ракеты. Но всегда знал, что его найдут и распилят подобно боевой головке. Сколько ему? Двадцать семь. Затронул заезженную тему судьбы, которая миловала его до поры до времени и не давала ему попасть на крохотный островок, нашпигованный одними смертельными опасностями.

Думал, что страха в нем — ни на йоту. Оказывается, весь он пропитан им, только виду не подает, прячет его внутри и питается им. И боли в нем столько же, сколько в библейском беснующемся свином стаде, которое бросилось в пучину, только там находя успокоение.

Сейчас Женя Блинков не рисовался и не насылал на лицо никаких эмоций. С одной стороны — спокоен, с другой — встревожен, с третьей — взбешен. Оттого что пришел конец, кончилась нитка, всю жизнь казавшаяся бесконечной. Больше не за себя молился, а за товарищей просил. Вот они, рядом, смотрят на своего командира, ждут его решения. И правильно делают.

Тема судьбы. Блинков не был знаком с ней лично, но всегда представлял ее руку — ни уродливую, ни лощеную; по сути, кому вообще нужны такие детали? Ему были нужны. Лично его подтолкнет в грудь нормальная, античного вида и алебастрового цвета рука, словно изваянная великим творцом. Для других такие вещи — дело абсолютно наплевательское. Некоторые тоже наверняка думают о каких-то руках, которые управляют ими по закону неба или надоевшей уже матрицы.

Мысли пустые и в то же время — нет. Каждая капля крови, каждая клетка заполнена ими.

За свою короткую жизнь Блинков нажил не так много врагов, и он никогда не разговаривал с ними: то жизнь давала свои уроки и ее боевое подразделение, названное в честь амфибии. Сам себя он сравнивал с атлетом-штангистом, его главный соперник — железная, неподъемная штанга. Ну ходит кто-то рядом, порой нервирует, секунданты говорят: «Не надо нервировать! Видишь, человек занят».

Некорректно, неправильно отнес он своих боевых друзей к посторонним и секундантам. Они и о нем думают тоже. Но решать будет только он. Иначе конец доверию, дружбе. Дружба вообще самая паскудная штука. Как демократия — хуже ее нет, а лучше никто не придумал.

Время вышло. Как-то незаметно за столиком снова оказался спортивного вида морской офицер. Вот она, рука судьбы, которую Блинкову молча протянул незнакомый человек. И никакая она не античная, а нормальная человеческая, чуточку шершавая. Но просто так сдаваться не хотелось. Поскольку за крепким рукопожатием стояла павшая команда морского спецназа. Что-то сказать, сопроводить этот жест словами? Но они все до одного так и останутся дешевкой.

Все, что нужно было сказать, Блинков сказал себе самому. И мог поклясться, что все слышали его. Даже этот молодой капитан с твердым взглядом и сильными руками.

Абрамов успел понаблюдать за командой и во время беседы с командиром «котиков», и когда ждал решения Блинкова, коротая время за стойкой бара. Оттуда он видел беспокойную фигуру Лолки. Она бродила то по набережной, то вдоль бассейна, на короткие мгновения скрываясь за длинными горками, то спускалась на пляж. Она была красивой. Абрамов невольно представлял девушку то плывущей в воде, то лежащей на песке, то танцующей. Она бы вписалась в публику на знаменитой дискотеке «Автобусная остановка» в торговом центре, где можно встретить и владельцев островов в океане, хозяев роскошных отелей, музыкантов, поэтов, деловых людей. Обобщенно — творческих личностей. Думая об этом, Абрамов отталкивался именно от личностей, за которыми продолжал наблюдать. Уже давно стало аксиомой, что лучшая боевая команда должна состоять из людей созидательных. Потому что их обучают разным искусствам — убивать, скрываться, общаться на разных языках, находить точки соприкосновения с любым человеком. Учат искусству выживать в любых условиях.

В его размышления периодически вклинивались базовые отрывки из беседы с израильским «Спрутом». Он говорил о схожести Абрамова с генералом Варенниковым, который «никуда не докладывал и разрешения на превентивные меры не испрашивал». Предсказал всего два ответа министра обороны: вялое «наноси» и резкое «ты в своем уме?!».