не знаешь, что происходит в полиции, – малодушно объяснял он Хульде. – Только для преследования торговцев краденым и вымогателей сейчас необходима целая армия, не говоря уже о мародерстве.

Скрипя зубами, он признавал, что среди расследований дело об отдельном пропавшем ребенке из бедной семьи вряд ли будет иметь приоритет. К тому же берлинское ведомство по опеке несовершеннолетних в Берлине – слабая организация без реальной правовой базы – так что и оно ничем не поможет.

Карл хотел сказать Хульде, что она скорее всего права, однако ему было нелегко признать ее правоту, особенно потому, что на ее физиономии до сих пор отражался безграничный гнев.

– Не пытайся ставить мне в вину недостаток ответственности, – резко сказала она. – Я помогла этому маленькому человечку появиться на свет, первая взяла его на руки. Конечно, мне хочется узнать, все ли с ним в порядке. Просто я считаю, что насильственно мы ничего не добьемся, да и официальным путем тоже. Я заняла выжидательную позицию. Ты знаешь, какая я нетерпеливая.

– Еще бы!

Хульда вскинула брови. Поэтому Карл примирительно выпалил:

– Возможно, ты верно говоришь, Хульда. Полиция сейчас не совсем на высоте, я признаю. В «Красной крепости» открыли совершенно новый отдел, который занят только тем, что контролирует цены на рынке. Но как коллеги собираются это осуществить, если никто не знает, как скакнут цены? К тому же наша вечная нехватка персонала…

Они молча мерили друг друга взглядами. Затем Карл запрокинул голову и принялся смотреть в серебристо-серое небо, по которому быстро плыли облака, словно ни на секунду не желая останавливаться над головами посетителей зоосада. Игра света напоминала ему глаза Хульды, в которых, словно в зеркале, можно увидеть свое отражение, но не проникнуть внутрь.

Двое детей в теплых шерстяных кофтах пробежали мимо, держась за руки: вероятно, брат и сестра. За ними не спеша шли под ручку родители. Соломенного цвета косичка маленькой девочки прыгала из стороны в сторону, сапожки скрежетали по гравию.

– Пойдем, папочка, – позвала она через плечо, и Карл услышал в звонком голосе ребенка восторг, – там дальше морские львы. Пожалуйста, можно посмотреть, как их будут кормить?

Карл пробовал представить, как Хульда выглядела ребенком. Бегала ли она также легко и восторженно по зоопарку, зовя своего отца, с которым он еще до сих пор не познакомился? Единственное, что он знал – Беньямин Гольд рано бросил семью, а мать Хульды вскоре умерла. Выпадали ли в семье Гольд такие же беззаботные дни? Кто водил Хульду на прогулки и показывал ей, чем хороша жизнь? Сам он вообще не мог, конечно, похвастаться примером из собственной семьи. Тем не менее даже он ребенком побывал в зоосаде: однажды сестры-воспитательницы получили указание от управляющего приютом привести сюда старших детей. Карл помнил это посещение во всех деталях – так поразили его животные и роскошные сооружения. Было лето, перед павильоном, у которого он теперь, озябнув, стоял с Хульдой, играл оркестр. И кое-что еще врезалось в память…

– Ты помнишь, как тут раньше выставляли людей напоказ? – спросил он, чтобы сменить тему, и указал на павильон с хищниками. – Ты когда-нибудь бывала там?

Казалось, Хульда возвратилась откуда-то издалека. Она медленно сфокусировала взор и взглянула на него, потом в замешательстве покачала головой:

– Я не думаю.

– Это было еще при кайзере. В клетках выставляли африканцев. Нубийцев да эфиопов в чужеземных костюмах. Они должны были устраивать пляски; я помню, как сестра Мехтильда говорила: это дикари – и нам следует быть очень осторожными.

– В клетке? – спросила Хульда. – Здесь, в зоопарке? Это варварство.

– Я тоже так считаю. Но тогда, ребенком, я думал по-другому. Наблюдать за чернокожими и их странными лицами было захватывающе интересно. – Карл пожал плечами. – Насколько мне известно, такие зрелища устраивают и по сей день в других городах.

Хульда скривила губы:

– Покуда одни люди обращаются с другими людьми как с животными, наш мир никогда не изменится к лучшему. Когда мне в прошлом году довелось ездить в психиатрическую клинику Дальдорф, я видела там вещи, которые до сих пор не дают мне покоя. Пришло время принять существование множества непохожих людей как должное: больных, здоровых, черных, белых, евреев, христиан. И признать их равноценность.

– Великое желание. Нам, людям, свойственно разделять других на категории, чтобы в нашем мире существовал красивый порядок. Эти категории дают обществу защищенность.

– То же самое сказал Эзра Рубин, – с жаром подтвердила Хульда. – Он… – Она запнулась, и Карл заметил выступивший на ее щеках легкий румянец.

– Эзра Рубин?

– А, неважно, – отмахнулась Хульда. – Один тип из Шойненфиртеля, насчет которого я пока не разобралась, какова его роль в этой драме. – Она нахмурилась и взглянула на большой циферблат над воротами: – Нам пора, если мы не хотим пропустить кормежку. Я тоже обожаю морских львов. Идешь?

Хульда шагала впереди, величественная фигура в узко скроенном пальто, фетровая шляпка, как всегда, изящно, сидела на коротко стриженных волосах. Она шла с высоко поднятой головой, но Карлу показалось, что явно что-то не договорила и старалась это скрыть.

13

Воскресенье, в ночь с 28 на 29 октября 1923 г.

В мансарде царила темнота, дом был спокоен, словно корабль, бросивший якорь на Винтерфельдской улице. Ставня время от времени хлопала на ветру, но Хульда слишком устала, и ей было лень вставать, чтобы закрыть ее. Так она лежала в кровати, уставившись в черный потолок, ей мешало постоянное хлопанье, но она никак не могла собраться с силами и устранить эту проблему.

Свидание с Карлом не прошло бесследно. Поначалу она не особо задумывалась над его словами, лишь дружелюбно поцеловала его на прощанье, села в автобус, доехала до Ноллендорфской площади – и оттуда было уже рукой подать до Винтерфельдской площади. Там она намеренно обошла стороной киоск Берта и кафе «Винтер», потому что не была расположена к болтовне и уж тем более к очередной странной встрече со своим бывшим. Она сразу поднялась в мансарду, прокравшись на цыпочках мимо двери госпожи Вундерлих, и чудом беспрепятственно оказалась в своей комнате. Там на маленькой конфорке она вскипятила воду, заварила чай и взялась за роман, который уже несколько недель лежал открытым на ночном столике. Однако ее мысли невозможно было настроить на беззаботное чтение.

В конце концов она отказалась от этой затеи и оставила книгу в покое.

Ее взгляд упал на фотокарточку в рамке, которую она выставила в порыве симпатии к Карлу. Госпожа Вундерлих ведь тоже нужно на что-то смотреть во время уборки, язвительно подумала Хульда. На фотографии