Фейсал был уже не подростком, а зрелым молодым мужчиной, с опытом и войны, и государственного управления, полным сил, с жаждой новых знаний. Он учился и рос, его кругозор расширялся. Второй раз он видел новый, совершенно не такой, как в Аравии, мир, лучше понимал место своей страны в этом мире. И, преданный своей стране, своей религии, своему отцу, семейству, думал, как использовать свои новые знания.

На этот раз визит в Англию проходил гладко. Англичане уже сменили тон по отношению к его отцу. Эмир Неджда стал правителем Неджда и Хиджаза. Его государство обеспечило нормальное паломничество для мусульманских подданных Британской империи. Оно граничило с английскими подмандатными территориями Ираком и Трансиорданией, с протекторатами Кувейтом и Договорным Оманом. Даринский договор действительно требовал замены. Отношение Лондона к заключению нового договора было благожелательным, и Фейсал это понял.

Официальные переговоры сопровождались облетом Лондона на самолете, визитом в конюшни, чтобы посмотреть на потомков арабских лошадей, которые привезли из Хаиля леди Энн Блант и ее муж несколько десятков лет назад. Фейсал знал, что его отец лучших лошадей из оставшихся в Хайле перегнал в Эр-Рияд, где они пополнили стадо великолепных чистокровных арабских скакунов.

Через три недели пребывания в Англии Фейсал посетил Голландию, где его встретили с почетом арабисты из Лейденского университета.

В Хиджазе не пришлось долго ждать британского представителя. Ведение переговоров было поручено генералу Джильберту Клейтону, который прибыл в Джидду в мае 1927 г. На встречу с ним король направил эмира Фейсала.

Переговоры не заняли много времени. Фейсалу удалось добиться целей, которые ставил перед собой отец: а) признания Великобританией «абсолютной и полной независимости» страны; б) аннулирования соглашения в Эль-Укайре (Дарине); в) согласия Англии на экспорт оружия в королевство. Взамен признавалось право Лондона на «особые отношения» с Кувейтом, Бахрейном, Катаром, эмиратами Договорного Омана, Маскатом и Оманом и протекторатами Южной Аравии. 20 мая 1927 г. Фейсал и Клейтон подписали официальный документ, который назвали Джиддийский договор.

В тот день Фейсал был по-настоящему счастлив. Искренне радовался и отец, принимая из рук сына документ, который был равноправным договором между двумя суверенными странами. Фактически это был первый равноправный договор арабского государства с европейской державой.

Но и Абдель Азиз, и Фейсал реально оценивали мощь Британской империи. Молодое саудовское государство было окружено странами, зависимыми от Великобритании. Почти вся торговля шла с ними. Оттуда приезжала большая часть паломников. Пытаясь уравновесить английское влияние, Абдель Азиз подписал в 1929 г. договор о дружбе с Германией, а в 1932 г. — с Италией. Были заключены соглашения с Ираком, Трансиорданией, Ираном. Установлены консульские отношения с США. Но влияние Великобритании в регионе оставалось определяющим.

Пока же молодому государству пришлось столкнуться с грозной опасностью, подобной которой оно не знало долгие годы. Исходила она не извне, а изнутри.

К моменту присоединения Хиджаза Абдель Азиз уже понимал значение телефона и радио как технических средств усиления своей власти и автотранспорта для хозяйственных и военных нужд. Но телефон и радио в глазах бедуинов и догматиков-улемов казались изобретением дьявола. Путешественники и историки оставили множество анекдотов об отношении ихванов к техническим средствам связи. Вопрос об их дозволенности религией был решен, когда прочитали отрывок из Корана по телефону, а затем по радио.

Автомобили тоже казались ихванам изобретением безбожников, если не самого дьявола. Первый грузовик, который появился в городе Эль-Хаута, был сожжен, а его водитель едва избежал той же участи, самолеты же, по мнению улемов, летали против воли Аллаха. Однако практические нужды общества оказались сильнее косности и догм, в королевстве все шире внедрялись и автомобили, и радио, и телефон. (Спустя два-три десятилетия даже улемы пользовались самолетом. Граммофоны и кино остались под запретом. Их ввоз был запрещен, но в частных домах появились проигрыватели и кинопроекторы.)

В то время как Абдель Азиз вместе с Фейсалом и группой более или менее просвещенных советников пытался приспособить для своих нужд административный аппарат Хиджаза, ихваны были полны решимости «очистить» его от «скверны» и уничтожить места поклонения, которые они считали противоречащими исламу.

Однако как для умиротворения ихванов, так и для усиления своего престижа и власти король стал вводить жесткую регламентацию. Каждый, кто игнорировал общую молитву, подвергался заключению от 24 часов до 10 дней и штрафу. За употребление алкоголя заключали в тюрьму сроком до одного месяца и налагали штраф. Если провинившийся повторял преступление, его могли бросить в тюрьму на два года. Наказания распространялись на тех, кто делал вино или торговал им.

Все это сочеталось с репрессиями против политических противников Ааль Саудов. Лицам, которые участвовали в каких-либо собраниях с целью распространения «вредных идей», «ложных сведений» и «опасных слухов», а также тем, кто участвовал в собраниях, направленных против политики правительства, грозило заключение от двух до пяти лет или изгнание из королевства Хиджаз. Любое собрание, даже с благотворительной целью, согласовывалось с властями.

Впрочем, религиозно-бытовая регламентация со всей строгостью соблюдалась недолго. Когда ихваны удалились из Хиджаза, запреты на курение табака были ослаблены, желающие могли доставать даже алкоголь, и мало кто следил за длиной бороды.

Для того чтобы показать свою заботу о чистоте религии, но одновременно поставить религиозное рвение ихванов под контроль, Абдель Азиз летом 1926 г. создал Лигу общественной морали, или, точнее, Лигу поощрения добродетели и осуждения греха, под руководством двух улемов из семейства Ааль аш-Шейха. Он распорядился, чтобы, заметив что-либо не дозволенное религией, ихваны доносили об этом в Лигу, а не учиняли самосуда.

Эта организация постепенно стала действовать в качестве религиозного Департамента полиции. Позднее комитеты общественной морали в составе Лиги были поставлены под общий контроль директората полиции. В сферу компетенции Лиги попали обман и жульничество на базаре, невыплата закята, несоблюдение поста, нарушение правил паломничества, убийство или членовредительство, потребление или продажа алкогольных напитков. К лету 1928 г. комитеты общественной морали уже принимали активное участие в заседаниях правительства и все жестче контролировали население Хиджаза. Этот опыт показался Абдель Азизу достойным распространения на всю страну, и к лету 1929 г. он учредил Директорат Лиги поощрения добродетели и осуждения греха в Эр-Рияде.

Но когда разочарованные ихваны удалились из Хиджаза в Центральную Аравию в свои хиджры и племена, стало ясно, что приближается их столкновение с центральной властью.

Сотрудничество Абдель Азиза с англичанами при определении границ с Кувейтом, Ираком и Иорданией и его политика в Хиджазе довели отношения между ним и ихванами до точки кипения. «Братья» считали себя обделенными при распределении добычи в Хиджазе, а запрет набегов в Кувейт,