– А почему не почитать бумаги вместе с мамой? – спрашивает она.

– Шутишь? Она не поймет. Даже открывать побоится – вдруг тварь выпрыгнет?

– Зачем она тогда взяла рукопись с собой? Там, между прочим, имена ее родителей!

– Взяла, правда. Но читать не будет. Ни в коем случае. Это совсем на нее не похоже.

Не похоже, Олимпия не спорит. Хотя ее тянет возразить брату. Отчасти она согласна с Мэлори: лучше до Макино-Сити сидеть в купе. Чтобы ничто не помешало маме найти родителей, узнать об их судьбе. А там уж пусть Том несет любую околесицу, а Мэлори на него злится. Если сорвется их план, Олимпия сама сойдет с ума от горя.

Она понимает Мэлори. А Том – вряд ли. Он не осознает всей важности момента. Мэлори растила их целых шестнадцать лет и была уверена: она одна в целом мире, не осталось ни друзей, ни родственников, и неоткуда ждать помощи. Выходит – зря. Зря горевала все эти годы. Олимпии иногда кажется: лучше бы Мэлори вообще не видела списка.

– Что с тобой? – спрашивает Том.

Олимпия встречает взгляд брата в зеркале. Наверное, заметил ее задумчивость. Хотя она порой думает, что Том подслушивает мысли.

– Ничего, – отвечает она.

– Ну-ну, – говорит он в своей язвительной манере.

Не отрываясь от чтения, Том тянется к своему рюкзаку и долго в нем копается. Олимпия догадывается, что именно он ищет.

Конечно, зеркальные очки.

Свою главную драгоценность.

Том подробно объяснил Олимпии их принцип действия. Теперь она больше всего боится, что он испытает свое изобретение на практике.

– Слушай: «Супруги из Пенсильвании сконструировали шлем размером с большую коробку. Внутри шлема помещается запас еды и воды». Потрясающе! – читает Том прямо сквозь очки.

Олимпия задумчиво рассматривает свое отражение. Хотела бы она радоваться вместе с братом. Разве не прекрасно оказаться в поезде, который сам катит их на север? Это лучше, чем вести маму сквозь бурелом, или брести по заброшенным дорогам, или плыть по реке. Олимпия мечтает хоть на денек стать обычной шестнадцатилетней девочкой – как в книжках. Судя по всему, до нашествия подростковый возраст считался чудесной порой. Можно было общаться со сверстниками. Учиться водить. Сбегать из дома. Всюду ездить, гулять и смотреть на мир.

Ценили ли люди свое счастье? Дело, по сути, не в зрении. Раньше многие жили полной жизнью даже будучи слепыми от рождения. Хуже всего – страх. Боязнь высунуть нос на улицу. И вечный голос матери – правила, напоминания, команды. Ее грозное: «Вы меня поняли? Поняли?»

– Да что с тобой? – снова спрашивает Том.

Олимпия смотрит на Тома в зеркало, а Том на нее – сквозь очки. Она видит свое многократное отражение в зеркальном коридоре.

– Афина Ханц говорит: на тварей можно смотреть. Просто нужно их принять. Ужиться с ними.

Олимпия слышала эту популярную теорию. Якобы мы сходим с ума, потому что твари выше нашего понимания. Мэлори рассказывала им о Томе, в честь которого назван брат. Том считал, что человеческий разум не способен вместить существование тварей.

А ведь есть люди, которые смотрят на них и не лишаются рассудка. Как это объяснить? Иммунитет? Или они умнее остальных? Вероятно, это не их заслуга. Просто они устроены по-другому и поэтому не поддаются влиянию. Или они изначально сумасшедшие? Интересно прогрессирует ли безумие? Приближает ли каждая встреча с тварями кровавый финал?

– Индиан-Ривер… Вот молодцы! Хозяева жизни! – мечтательно говорит Том, перелистывая страницы.

«Зря он восхищается!» – думает Олимпия.

Интересно, чья это мысль – ее или Мэлори? А вдруг у нее нет ни одной своей мысли? А если бы ее воспитывала биологическая мать – она думала бы иначе? А если бы Тома воспитывал его тезка?

Где они были бы? Чем занимались? Во что верили?

Хорошо, допустим, мамин друг Том прав, и люди сходят с ума, потому что не могут принять существование тварей. А как же те, кто привык к ним с детства? Кто с рождения живет бок о бок с ними и давно их принял?

Том вдруг настороженно смотрит на дверь, через долю секунды раздается стук, прерывая размышления Олимпии.

Том быстро засовывает бумаги в мамин рюкзак. Снимает очки и прячет за спину.

– Тук-тук, – произносит мужской голос. – Есть кто-нибудь дома?

Том смотрит на Олимпию. Ответить или нет? По идее, нельзя. Мэлори убьет их обоих, если узнает.

И все же не выдерживает:

– Да! Кто там?

Олимпия и не сомневалась, что Том ответит.

– Меня зовут Генри, – раздается из-за двери. – Я ваш сосед. Все мы, в общем-то, соседи в нашем маленьком городке на колесах.

Олимпия прикидывает: старше мамы, ближе к ее родителям. Вероятно, его тоже считают давно погибшим. Он выжил, а родные об этом не знают – совсем как их бабушка с дедушкой.

– Приятно познакомиться! – отвечает Том. Он откровенно счастлив. Во-первых, вырвались из дома. Во-вторых, успели на поезд. Путешествуют. И плюс ко всему – кто-то хочет с ними познакомиться.

– Вы не могли бы открыть дверь? – спрашивает мужчина. – Видите ли, я человек старой закалки и привык смотреть в глаза собеседнику. И поскольку здесь можно…

– Можно смотреть?

– Все можно. Мы здесь хозяева, – смеется мужчина.

Том с Олимпией переглядываются. Олимпия слегка насторожилась. А не подслушивал ли он? Или слово «хозяин» теперь в моде?

– Не надо, Том! – говорит она.

Вдруг мама узнает? И страшно впускать в купе незнакомца.

Решится ли она? Откроет ли дверь? Насколько это рискованно?

Пока Олимпия предается сомнениям, Том пересекает комнату и отодвигает створку двери.

Первый порыв – закрыть глаза. Несмотря на разговоры Дина о безопасности на борту. Лучше сделать, как ее учили с детства.

Школа для слепых тоже считалась безопасным местом. И дом, где они родились. Поезд ни от чего не застрахован.

И все же Олимпия словно сбросила кожу, переродилась. Начала новую жизнь.

– Здравствуйте! Меня зовут Том, – говорит тем временем брат.

Еще и настоящим именем представился!

– Том… Прекрасное имя! – улыбается гость.

Он намного старше матери. Весь седой – и волосы, и щетина на лице. Олимпия давно не встречала людей его возраста – последний раз в школе для слепых.

– А вас как зовут? – обращается он к Олимпии.

У нее мурашки бегут по спине. И снова это чувство. Как с лагерем «Ядин». Обратного пути нет.

– Джейми, – представляется она.

Генри усмехается. На нем свитер, несмотря на жару, по лицу бежит пот.