— Смотри на Питера, сучара, он пожирает таких, как ты. Он жрет их целиком, разгрызает кости и разрывает внутренности. Смотри же на свою смерть, сучара и запомни ее.

Данила прижали сильнее, не давая шевелиться, и бешенство, ни разу еще не испытанное им, стало подниматься из самой его груди.

— Теперь тащите его в дом.

Данила поволокли, сгибая его к самой земле, все забрызгивая его кровью. Втащив парня на террасу, они повернули его лицом к Тарасу, и тот приготовился было что-то сказать, схватив его за отворот разодранной куртки.

— Тарас, — кричал бегущий от ворот парень. — Питер, это…

— Что?

— Сдох.

— Как сдох?

— Как вы отошли, он и вытянулся.

Тарас, быстро отвернувшись от Данила, нашел глазами Игоря Николаевича.

— Ты же сказал… ты же сказал… Как же теперь?

Одним прыжком Игорь Николаевич оказался сбоку от скрюченного чуть не в узел Данила и, подняв руку, быстро и сильно ударил его по основанию шеи. Данил обмяк, и парни, не ожидавшие этого, чуть не повалились на него, едва удержавшись и выпрямляясь. Тело Данила, перевалившись на бок, застыло у их ног, растерзанное и окровавленное.

— Этого не может быть, — повернулся к Тарасу Игорь Николаевич.

— Пошли.

Бегом они бросились к вольерам. Отперев дверь, Тарас первым вошел в клетку. Тело могучего пса вытянулось у самой сетки, из приоткрытой и все еще оскаленной пасти вываливался язык.

— Похоже на кровоизлияние в мозг, или он просто обожрался?

— Я не ветеринар.

— Ты станешь…

— Кем? — Игорь Николаевич посмотрел ему прямо в глаза.

— Никем, — Тарас немного отступил. — Я его за Питера!

И он рванулся назад, к террасе. Данил продолжал лежать, свернувшись почти в двое. Налетев, Тарас стал с силой пинать расслабленное тело, сам отшатываясь от ударов. Тело вяло переваливалось, реагируя, как старый матрац, а взбешенное сознание Тараса жаждало криков и мольбы.

Игорь Николаевич, не торопясь, поднялся по ступенькам, закурил и проговорил, медленно растягивая слова.

— Полно тебе, Тарас, убьешь золотую курочку, кто снесет яичко.

— На кой он мне теперь. А все ты. Черные стекла, говоришь, защитят…

— Защитят не стекла, а…

— Чертов умник.

— Солнцезащитные очки служили прекрасным экраном для отражения α-лучей в течении всего эксперимента.

— Ты что, меня за лоханутого держишь? Лечить вздумал? — взревел Тарас.

— Успокойся. Парня надо перевязать. Я даже не уверен, жив ли он еще после того, что вы с ним сделали.

— Хватит базара, скажи, как им управлять.

— Я прекрасно с ним справлялся, пока не влез ты.

— Это не важно. Ты сможешь с ним что-нибудь сделать?

— Как психолог…

— Господи ты боже мой! Ответь просто, он будет делать то, что я ему прикажу.

— Да, если вы будете делать все, что скажу вам я.

— Ты обломаешь его?

— Нет. С ним это не возможно. Я и не думал, что он такой крепкий.

— Что же тогда?

— Придется сделать так, что он уже не будет человеком, а будет зомби. Тогда он выполнит любую программу.

— Добро. О большем я и не мечтаю.

— Но для этого он нужен мне живым, а вы превратили его почти что в труп. Смотри, все здесь в его крови.

— Так посмотри скорее, может он еще жив?

Игорь Николаевич присел на корточки возле тела, завалившегося теперь на спину, и прижал пальцы к основанию его шеи, стараясь нащупать биение пульса.

— Он жив, но думаю, ненадолго.

— Он умрет?

— Перенесите его на кровать, мне нужно сделать ему укол.

Данил заворочался в постели. Мрак беспамятства, окутавший сознание, стал рассеиваться, появились звуки, боль, но он никак не мог открыть глаза, пока не сообразил, что их стягивает повязка. Боль была далекая и вялая, приглушенная обезболивающим, и Данил едва ее чувствовал, и никак не мог понять, что с ним произошло. Он лежал на спине и что-то держало его вытянутые руки и ноги. Шлема на нем уже не было, и голова свободно лежала, откинувшись слегка назад. Он скорее почувствовал, чем услышал, что кто-то подходит к нему.

— Кто здесь, — нервно и отрывисто выкрикнул он.

— Я, — ответил спокойный мужской голос.

Данил напрягся, вспомнив, где он его слышал.

— Я хочу поговорить с тобой.

Заскрипели железные пружины, тяжелое тело опустилось рядом с Данилом, и его тело слегка повернулось в одну сторону, туда, где стало заметно ниже.

— Твой старинный друг, Игорь, поехал в город за какими-то лекарствами, которые сделают из тебя послушное животное. Ты хочешь стать животным, сынок?

Данил молчал, стараясь дышать ровнее.

— Я не хочу сотрудничества, я не с ним. Я хочу, чтобы в этом деле было только двое: я и ты. И вместе у нас будет целый мир. Ты ведь пойдешь со мной, сынок?

Данил продолжал молчать и напряженно слушать.

— Я велел пацанам не обижать тебя, но они не послушались и вот что получилось из-за этого.

Горячая рука легла на обнаженный локоть Данилы, стараясь похлопать его как можно дружественнее.

— Хочешь, я отдам их тебе, все девятерых, все равно я буду от них избавляться. Ты убьешь их сам, но за это убьешь и тех, кого скажу я. Договорились? Знай, слово мое — могила. Они твои. Кого ты хочешь первым? Мишу или Серого? А может — Рябого?

— Я убью тебя, — не в силах больше сдерживаться, закричал Данил, и рука наотмашь ударила его по лицу.

— Поганец бестормозной! Я опущу тебя и потом вытру ноги, я из тебя сделаю зверя, автомат, если сам не хочешь оставаться человеком.

Данил молчал, вытянувшись на своем месте. Это тоже раздражало его собеседника, ничуть не меньше, чем сопротивление. Чтобы сдержаться, тот встал и отступил назад.

— Ты все же послушай меня, сынок. Я тут погорячился и пригрел тебя, но ты все же подумай, о чем мы тут тележили, крепко обмозгуй и взвесь. Завтра вернется Игорь. Это еще тот отморозок. Вот ты до завтра и подумай.

Данил продолжал молчать, по прежнему вытянувшись. Напрягшись, он услышал удаляющиеся шаги. Хлопок двери, и он снова остался один.

В полной тишине и неизвестности, без проблеска надежды лежал Данил, не в силах даже поменять позу. Мысли его, сначала четкие и ясные, не находили выхода кроме смерти и от безысходности стали путаться, находить одна на другую, как в бреду. И постепенно Данил уснул.