Британия не была одинока в войне с нацистской Германией еще и потому, что бок о бок с ее летчиками сражались и иностранцы. Из 2917 пилотов истребительной авиации во время «Битвы за Англию» 578, или каждый пятый, не являлись британцами. Среди них было 145 поляков, 126 новозеландцев, 97 канадцев, 88 чехов, 33 австралийца, 29 бельгийцев, 25 южноафриканцев, 13 французов, 10 ирландцев, 8 американцев, три родезийца и один уроженец Ямайки[204]. Наиболее успешной — в смысле боевой статистики — оказалась 303-я эскадрилья, состоявшая из поляков. Чехи и поляки проявили себя как самые лютые истребители вражеских самолетов. Их фанатизм объяснялся двумя причинами: во-первых, дома у них хозяйничали немцы, а во-вторых, Британия стала для них, как говорили поляки, Wyspa ostatniej nadziei — островом последней надежды. В результате политики нейтралитета американские добровольцы подвергали себя риску лишиться американского гражданства по закону о гражданстве 1907 года, попасть на несколько лет в тюрьму и заплатить штраф 10 000 долларов. Тем не менее восемь американцев пошли на этот риск, и только один из них, Джон Хавиленд из 151-й эскадрильи, научившийся летать в Ноттингемском университете и принявший бой после двадцати четырех часов тренировочных полетов на истребителе, пережил войну[205].

Через два дня после того, как британцы отделали люфтваффе 15 сентября, Гитлер, уже отсрочивший операцию «Морской лев» до 27 сентября, отложил ее до дальнейших «особых указаний». Последний дневной налет на Лондон немцы совершили 30 сентября. 31 октября впервые не было потеряно ни одного самолета ни с той, ни с другой стороны. Можно считать, что в этот день «Битва за Англию» практически закончилась. В понедельник, 4 ноября, впервые с июля молчали сирены. Британия могла чувствовать себя в безопасности. Но к этому времени четверть миллиона человек остались без крова, 16 000 домов были полностью разрушены, 60 000 были непригодны для проживания и 130 000 нуждались в восстановлении. Тем не менее моральный дух нации, хотя и был подорван в большей мере, чем могла признать подвластная официальной и самостийной цензуре пресса, но не сломлен, и в стране продолжалась обычная жизнь. Правительственные плакаты призывали: «Сохраняем спокойствие. Так держать!»

Блиц обошелся британцам немалой кровью: 43 000 убитых и 51 000 раненых, — но после сентября 1940 года страна была вне смертельной опасности, по крайней мере на какое-то время[206]. Конечно, об этом знали лишь те, кто имел доступ к расшифрованным немецким документам, и поскольку правительство хотело, чтобы народ сохранял бдительность, то население не могло избавиться от ощущения тревоги до тех пор, пока Гитлер не прекратил кампанию бомбардировок за месяц до вторжения в Россию. С мая 1940 года немцы потеряли 1733 самолета, британские ВВС — 915. Цифры, безусловно, не столь ошеломляющие в сравнении с потерями, которые немецкая авиация понесет позднее в России, а японцы — на Дальнем Востоке, но достаточные для того, чтобы признать поражение в «Битве за Англию» (к ним надо приплюсовать еще 147 Me-109 и 82 Ме-110, сбитых ранее во Франции). Это было первое сражение, выигранное союзниками в войне с Германией. Гитлеровская директива № 16, требовавшая «уничтожить английскую метрополию как базу, с которой могут продолжаться военные действия против Германии», осталась невыполненной, и Британия действительно станет «базой» для борьбы с гитлеризмом.

Естественно, премьер-министр высоко оценил героизм молодых летчиков, обеспечивших победу в «Битве за Англию», удостоив самой дорогой наградой — своим бессмертным изречением. Вернувшись с командного пункта ВВС в Аксбридже, где он наблюдал за боем авиационной группы №11, Черчилль сказал генерал-майору Гастингсу «Пагу» Исмею: «Никогда еще в истории человеческих конфликтов так много людей не были обязаны столь многим столь немногим». Через пять дней он повторил эту сентенцию в палате общин, добавив: «Мы отдаем наши сердца пилотам-истребителям, чью отвагу мы видим изо дня в день»[207]. Его слова о героизме «немногих» навсегда остались в памяти британцев.

Черчилль хорошо понимал, что для выживания Британии необходимо сделать более дееспособным «внутренний фронт», и правительство произвело радикальные изменения в обществе, ассоциирующиеся обычно с чрезвычайным положением. Еще при Чемберлене была создана необходимая правовая основа: в апреле 1939 года была введена воинская повинность, а в августе парламент принял Закон о чрезвычайных полномочиях. В мае 1940 года Черчилль дополнил его подразделом 18В(1А), дающим ему право без суда и следствия на время войны интернировать фашистов, что равносильно введению в стране военного положения. Ему не нравились чрезвычайные меры, и он назвал отмену Хабеас корпус в высшей степени «гнусным актом», взяв тем не менее на себя полномочия, приближавшие Британию к временам Оливера Кромвеля.

В 1939 году Британия все еще импортировала 70 процентов продовольствия, поэтому лозунг «Копай для победы!» имел прямое отношение не только к фермерам, но и к морякам торгового флота (за годы войны их погибло 30 589). С того времени пахотной земли стало больше на 43 процента, около семи миллионов акров лугов и пастбищ пошли под плуг. Введя нормирование продуктов, фактически запретив расточительство и увеличив число земельных наделов до 1,7 миллиона, Британия смогла сократить продовольственный импорт до минимума. К концу войны страна обеспечивала за счет собственного производства до 50 процентов потребностей в сахаре и практически полностью удовлетворяла нужды населения в этом продукте[208].

Правительство Чемберлена почти ничего не сделало для подготовки британской экономики к войне. К маю 1940 года более миллиона британцев оставались без работы, а трудовые ресурсы выросли лишь на 11 процентов, и главным образом за счет притока женщин во все отрасли, кроме тяжелой промышленности. Восемьдесят тысяч женщин, вступив в Женскую земледельческую армию, занялись сельским хозяйством, садоводством и огородничеством, еще 160 000 представительниц слабого пола заменили мужчин на транспорте. «В продолжение всего периода воздушных налетов, — говорил Черчилль в палате общин в декабре 1943 года, — интенсивным бомбардировкам подвергались главные артерии страны, железные дороги со всеми их тупиками и запасными путями. Несмотря на бомбардировки, перевозки не прекращались, и поток вооружений и боеприпасов не иссякал. Все это был о достигнуто и кровью, и потом»[209]. Стоит добавить, что «кровь и пот» проливали и женщины.

Мобилизация трудовых ресурсов в таких масштабах возможна только в условиях тотальной войны, и она произвела революционные изменения в британском обществе. К июню 1944 года из шестнадцати миллионов женщин в возрасте от четырнадцати до пятидесяти девяти лет семь миллионов сто тысяч работали на войну. Они служили во вспомогательных войсках, в отрядах гражданской обороны, трудились на предприятиях, производивших боеприпасы и другое военное имущество. Один миллион шестьсот сорок четыре тысячи женщин заняли рабочие места мужчин в некоторых, «особо важных отраслях», высвободив их для фронта и тяжелой промышленности. Занятость мужчин в возрасте от четырнадцати до шестидесяти четырех лет к концу 1944 года была еще выше: 93,6 процента от общей численности 15,9 миллиона[210]. Один миллион семьсот пятьдесят тысяч мужчин служили в отрядах местной обороны, еще столько же были вовлечены в гражданскую оборону, многие поступили в пожарные команды. Несмотря на патриотический энтузиазм, служба в интересах национальной безопасности не была уж совсем добровольной. В декабре 1941 года, например, правительство ввело обязательный набор женщин в возрасте от восемнадцати до шестидесяти лет во вспомогательные рода вооруженных сил, на заводы и в сельское хозяйство. И они не получали равное жалованье или зарплату за равный труд.