Он ел свое пирожное быстро и равнодушно, словно огурец, а она наслаждалась изысканнейшим вкусом, все еще не понимая, почему он не ценит, почему ученые вообще такие люди.

– Сомневалась? – спросил он понимающе.

– Извини…

– Да все норм, – сказал он великодушно. – Мир меняется стремительно. Не все успевают.

Он говорил уверенно, благодушно даже, мужчина всегда должен быть чуточку, а то не чуточку, покровительственным к женщинам, детям и животным, но вдруг ощутил себя несколько хреново. Самую чуточку, но все же, все же… И было бы из-за чего, а то эта мелочь, что уронил пирожное на пол, а потом положил его на блюдце Аллуэтты, начала грызть, как будто совершил какое преступление.

Мусора на полу нет, вовсе нет, ну совершенно, а если и было бы что, то абсолютно не повредило бы, человек устойчив ко всему привычному, у нас просто запреты на всякое-разное. Никто не будет есть, когда ему в тарелку плюнут, но если это сделает повар или официант у себя на кухне, а потом принесет и поставит на стол, то сожрешь и не заметишь, потому нет ничего страшного, если что-то упадет на пол, а ты поднимешь и съешь… хотя мы так обычно не делаем.

Но все-таки положил ей, оправдывая себя тем, что она ж не видела, когда пирожное упало на пол, где только что прошли, и потому съест без всякого отвращения и даже предубеждения, а вот он видел, ему было бы не так уж и вкусно.

Она осторожно хрустела пирожным, откусывая, как белка, по крохотному ломтику с краешка, а он мрачно подумал, что живем в мире, который совсем скоро все сделает явным. Сперва сможем читать мысли друг друга и видеть, кто что думал раньше… да надо верить, что моя будущая жена простит мне, что иногда все же трахался с ее подружками, и сам ничего не скажу, узнав, что она с кем-то из парней, уже встречаясь со мной, занималась любовью или просто трахалась на скорую руку.

– Господин, – сказала Аллуэтта шутливо, – вы о высоком мыслите? Или об очень высоком?

Он очнулся, возвращаясь из мира философских идей и понятий в мир простой и человеческий.

– Что? Почему?

– Очень уж вид мудрый, – объяснила она, – и величественный. Словно вы открыли, почему вселенная существует и какая у нее цель…

– М-да, – пробормотал он, – в самом деле…

Знала бы, что примитивнее и трусливее его мыслей, наверное, и не бывает. Смущает не столько то, что поднял с пола пирожное и не себе положил, а дал ей, а трусливенькое понимание, что все покровы в будущем будут сброшены и это вот откроется.

Это не так стыдно, если бы она узнала, что он, к примеру, повязался с ее сестрой, подругами и даже ее мамой. Ну да, какой-то высокий стыд, чем-то да объясняемый, а здесь нечто мелкое, гаденькое, трусливое.

Судя по книгам, фильмам и вообще всей мировой классике, мужчина лучшее должен отдавать сидящей рядом женщине, даже если ее и не знает вовсе. Твердо знал это и готов был так поступить, окажись, к примеру, на необитаемом острове, но почему-то сейчас так мелко и гаденько?

Говорят, на виду и смерть красна, на виду он всегда благороден, но сейчас, когда никто не видит, как-то нехорошо себя повел, крайне мелочно.

Или взял верх инстинкт, что все лучшее – для себя, а остальное – другим?

Он покачал головой. Нет, все-таки он говно. Даже сейчас больше беспокоит то, что Аллуэтта об этом узнает, а не то, что он поступил не совсем как бы хорошо.

– Ты что не ешь? – спросила она шепотом. – О чем таком страшном думаешь?

Он заставил себя улыбнуться как можно беспечнее.

– Да так. О ерунде всякой.

– Да? О какой?

– О тебе, – ответил он любезно.

– Как лестно…

– Как тебе здесь? – спросил он и, не дожидаясь ответа, пояснил: – Без ночных клубов и беспробудных пьянок?

Она ответила очень осторожно:

– Ночные клубы… это какая-то часть жизни. Хотя, когда мама выпускала меня во взрослую жизнь, она строго наказывала «Только не пей и не кури».

– И что? – спросил он.

– Я не пила, – ответила она и уточнила: – Кроме легких коктейлей, и никогда не курила.

– Но все равно, – сказал он, – нет клубов – нет жизни?

Она вздохнула:

– Ты все еще не веришь?.. Нет жизни там, где нет тебя. Есть там клубы или нет, это неважно… Нет, ты не отводи глазки. Я же не домогаюсь больше. Я, как ни странно, но уже счастлива в твоем мире. Мне нравится Френсис, Георгий, Джордж, Евген, Анечка… и даже все остальные, которые скоро прибудут в твою разрастающуюся команду, хотя в первые пару дней я их люто ненавидела…

– Они тебя уже полюбили, – сказал он поспешно.

– Я их тоже, – ответила она. – Но дело в другом… Знаешь ли, чем больше проходит времени, тем больше понимаю, какой была дурой. Нет, не тогда в отеле!.. Тогда я была сама собой. Но потом, когда все это началось…

Она смотрела на него расширенными глазами, он ждал, но она молчала, и он спросил с неловкостью:

– Да, я понял… некоторое несоответствие. Ну, так получилось. Но потом прошло? Сейчас уже выветрилось?

Она вздохнула.

– Я же сильная, понимаешь? У меня дед – скала, отец – стальной человек, и я у них была сильным ребенком, готовым к жестокой жизни, где я всех нагну и буду править!.. Но когда потом в отеле осталась одна, злилась и не знала, что делать, мне все больше хотелось, чтобы ты взял меня… нет, подобрал меня, как дрожащего под холодным дождем щенка.

Он пробормотал:

– Ну-ну, ты не щенок… Ты не палец – всю руку оттяпаешь.

Она грустно улыбнулась.

– Другому – да, а к тебе готова всю жизнь подлизываться. Я же говорю, наваждение какое-то!.. Я немножко сдвинулась.

Мягкий женский голос, в котором она узнала свой, произнес с дружеской настойчивостью:

– У вас учащается сердцебиение. А артериальное давление выше нормы… Дышите чаще.

Максим сказал с неловкостью:

– Извини, что-то он начал лезть не в свое дело. Наскачивал, гад, апдейтов, пока я на работе.

Она сказала с удивлением:

– А почему у меня дом не такой? И даже у моего отца?

Он сдвинул плечами.

– У тебя потому, что ты… слишком умная, а отцу твоему эти ухищрения и не нужны. Он бизнесмен, а дом для него всего лишь нора для сна и отдыха.

– А ты?

Он развел руками:

– Что я… Дом смотрит за мной, а я постоянно смотрю за ним. И вовремя поправляю, налаживаю, устраняю баг. Ты же знаешь закон, что каждая лампочка перегорает раз в полгода. Когда в дома одна, то нет проблем, а когда их тысяча… Так вот в таком ультрасложном доме постоянно где-то что случается. Я могу поправить, а ты?.. Нет, ты дома не ночуешь, а твой отец? Будет всякий раз вызывать бригаду инженеров– наладчиков и терпеть, когда они ползают вокруг него и что-то отсоединяют, меняют…