— Ах… — хриплый выдох сорвался с бледных губ.

Очарованная снегопадом, что объял всю Академию оборотней и ближайший маленький и тёплый городок Грокберт, я стояла у перил и не могла насмотреться. Крупные, пушистые снежные красавицы танцевали свой дивный танец, опускаясь с небес. Плавно, играюще одна из них опустилась на мою щёку и согретая теплом, стекла уже одинокой слезой. А за ней стекла вторая, уже моя собственная слеза. Задыхаясь от созерцания прекрасного я и моя снежная сова ликовали. Мы обе сильно и бесповоротно были влюблены в это прекрасное явление. Мы обе чувствовали прилив сил и магию природы нашего мира. Зима являлась нашей стихией, мороз и лёд наша защита, снегопад наш источник силы. Сова внутри урчала, нежилась и посылала эти волны мне, делясь удовольствием. А я… я любила этот мир. Любила всё в нём, каждый прожитый день, каждую минуту, каждый удар моего сердца бился в унисон с сердцем Элерона.

Осознание, что в этот хрупкий мир могут ворваться чудовища, неся за собой реки крови и бесчисленные смерти, повергало в ужас. Дикий, животный, неподконтрольный ужас. Мне было страшно. Я боялась вторжения археусов, боялась повторения той тёмной, кровавой войны.

Я оторвала взгляд от снежного неба и посмотрела вокруг. Находясь в центре уютного городка Грокберта, я была окружена его жителями. Кто-то спешил по делам, придерживая меховые плащи и огибая прохожих, кто-то как пчёлки работал, убирая снег с дорожек, везя задумчивых путников, занося пузатые мешки муки в пекарню, а кто-то неспешно гулял также, как и я, наслаждаясь величием зимы. Мимо пробежала горстка детишек, задорно хохоча и веселясь, закидывая друг друга пушистым снегом. Грокберт жил. И эта жизнь чувствовалась во всём. В крепких домах, в изящно вырезанных из дерева лавках, в витиеватых перилах, в ажурно украшенных фонарях и ледяных искусных скульптурах. Город дышал, даря защиту и покой своим обитателям. Здесь рождались и навсегда впитывались в стены Грокберта истории. Бесчисленное множество историй жизни каждого жителя, гостей и случайных путников, что останавливались в гостевых домах. Этот маленький город становился домом каждому, кто желал найти пристанище. Он проникал в самое сердце и там обитал, делясь теплом. Он нёс отпечаток первой любви. Такой яркой, такой сильной, такой насыщенной.

Я не могу представить, что этот город может пасть жертвой бесчувственных тварей. Монстров, что не знают пощады. Чудовищ, что жаждут только крови, пусть то будет храбрый воин, хрупкая женщина, хилый старик или беззащитное дитя. Им всё равно! Их цель — уничтожить всё живое. Никто за столетия так и не смог найти ответов — зачем они приходят, зачем убивают, зачем им наш мир? Лишь несколько теорий, не подкреплённых фактами. Создания чуждого мира. Жуткого мира…

Холодная дрожь пробежала по всему телу, отрезвляя от пагубных дум. Сейчас нужно сосредоточиться совершенно на ином.

Но… мысли немного разбегаются от свалившегося на наши несчастные головы. Перед глазами встало злое лицо моего отца.

— Я не позволю моей дочери идти к разрыву! Вы вообще понимаете что сейчас говорите? Она ребёнок! — кричал папа в кабинете ректора нашей уважаемой Академии оборотней. За все годы, что себя помню я никогда не видела отца таким злым. Он рвал и метал, мощь его зверя давила, как каменная плита на всех присутствующих в кабинете. Глава великого рода позволял себе выплёскивать потоки ненависти, злобы и волны ярости. Он был в таком бешенстве, что готов был убить. Разодрать когтями горло того, кто решил отдать его дочь в ряды элиты Тёмного ордена.

Я забилась в мягкое кресло, на котором сидела. Мне было жутко. Сейчас я боялась своего отца, прекрасно зная, что он никогда не причинит мне вреда. Что он сейчас бьётся именно за меня.

— Господин Имельси, успокойтесь, пожалуйста, — спокойно, но уверенно проговорил глава Академии оборотней, продолжая сидеть за своим засыпанным папками, листами и артефактами столом. — Вы очень эмоционируете, и мы вас понимаем. Более чем понимаем…

— Понимаете? — брови отца приподнялись. — Если бы вы понимали, то не допустили бы такого! Как ректор Академии и главное ответственное лицо за наших детей вы можете повлиять на такое решение.

— Это не решение, господин Имельси. Это приказ! И вы понимаете, что это такое не меньше, чем мы, — Рарониум Эрсо Броут указал отцу на его высокое положение, при котором он не то, чтобы знал, что такое приказ, он эти приказы отдавал.

Дальше ректор сменил жёсткий тон на более мягкий. — Всё, что мы смогли сделать — обучение Аранэи и Вольграна в стенах Академии под наблюдением и присмотром куратора и преподавателей.

— Вельдр, — обратился Аррон, подходя ближе. — Поверь, мы не меньше твоего пребывали в ужасе и шоке от данного приказа. Ректор долго бился за то, чтобы дети остались в стенах родной Академии. Я ответственное лицо за Аранэю и Вольграна, и буду с ними постоянно.

— Риттур, — резко обратился к отцу Вольграна папа. Родитель моего одногруппника хмурился и сжимал кулаки, сидя в кресле возле своего сына и отца. Мужчины рода Бронс, так похожие друг на друга, были злы не меньше моего отца. Но они прибыли раньше и гнев уже выплеснули, беспомощно борясь за жизнь своего дитя.

— Вельдр, — устало начал отец Воля, — мы перепробовали всё. Этого не изменить. Наши дети, как адепты Академии оборотней и давшие клятву защищать Империю, закончив первый курс, могут быть призваны на защиту Империи при особых обстоятельствах и угрозе Империи. Они призваны, Вельдр.

— Это действительно большее, что удалось выбить, — выдохнул дедушка Вольграна Роместер Бронс. Седовласый мужчина, будучи в уважаемом возрасте, производил впечатление не меньше своего сына. Аристократы, обожжённые военной службой, гордые и стойкие сейчас выглядели словно только вернулись с поля беспощадной битвы.

Закалённые жизнью, трудностями, военной службой мужчины сейчас боялись. Им было страшно за своих детей. Они прекрасно понимали, что такое орден, что он творил, что такое разрыв и самое главное — археусы. Именно эти чудовища вызывали практически неконтролируемый ужас. Да, представители таких родов, как наши, умели скрывать свои истинные чувства, умели подменять эмоции для остальных, умели держать удар, будь тот от острия стали, или от жестокой судьбы, но вот сейчас в этом кабинете я видела не бездушных аристократов и не каменных воинов, я видела любящих