Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти искренние слова мгновенно высушили слезы, Сашенька мягко улыбнулась и вдруг неожиданно для себя с грустью сказала:
– Просто там будет один человек… я хотела его увидеть.
В комнате воцарилась тишина, Федору Ивановичу даже показалось, что он дышать перестал. На лице Сашеньки явно читались испуг и удивление – кажется, она сказала вслух то, что и про себя-то не произносила… «Просто там будет один человек… я хотела его увидеть», – самые обыкновенные слова о чем-то необыкновенном.
– Он? – еле слышно спросил Федор Иванович.
– Он, – еле слышно подтвердила Сашенька и опустила глаза. Щеки порозовели.
Теплые особенные чувства, которые могут быть одновременно невесомыми и невозможно тяжелыми… Миллионы надежд, которые могут дарить счастье или поселять в сердце горькую тоску… Капля восторга, которую можно сравнить с чудом или вечным проклятьем… О, как много Федор Иванович знал об этом, как много… Но он-то – беспутный олух, заслужил душевные муки, потому что предал свою Машеньку, а Сашеньке-то за что? Ее-то надежды почему должны превратиться в пыль на ветру?.. Несправедливо! Понимать же надо!
Федор Иванович со злостью посмотрел на ненавистное пятно и… хлопнул себя ладонью по лбу!
– Подъем! Ноги в руки и за мной! – скомандовал он и вылетел из комнаты. – Будет у тебя платье, честное слово, будет!
* * *
Перед дверью бывшей жены Федор Иванович стоял целых пять минут – не поднималась рука к звонку. Это дома последние две недели он храбрился и пыжился, придумывал многоходовые примирения и репетировал витиеватые фразы. А здесь – трусил. Трусил, но не отступал. Ради Сашеньки и ради того самого сто первого «прости», которое не досказал тогда, он должен был переступить порог Машенькиной квартиры. Должен. И еще – ради своей мечты…
Наконец, он медленно поднял руку, что-то буркнул под нос и нажал кнопку.
Сначала – тишина, потом еле слышные шаги, потом опять тишина, потом бряцанье замка.
Федор Иванович обернулся на Сашеньку и, встретив понимающий взгляд, несколько приободрился.
Дверь распахнулась.
– Добрый вечер, – ровно произнесла Мария Дмитриевна Веревкина, приветствуя гостей.
– Здравствуй, Машенька… Маша… А я вот зашел… по делу. А это – Александра, постоялица моя. У нас тут кое-что приключилось… только ты можешь помочь… э-э-э… да, только ты.
Сашенька, прижимая к груди чехол с платьем, с интересом и надеждой смотрела на Марию Дмитриевну. Именно такой она ее представляла – приятной, женственной, спокойной. Тяжелые каштановые волосы собраны на затылке в пучок, взгляд чуть строгий, но в глазах искрится тепло, кофта белая, накрахмаленная… Она похожа на добрую учительницу, которая собирается сказать нечто важное на классном собрании.
– Проходите, пожалуйста, – Мария Дмитриевна посторонилась, пропуская гостей.
Очутившись в единственной комнате уютной квартиры, Сашенька огляделась – да, здесь действительно живет профессиональная портниха и ее жизнь неотделима от любимого ремесла. В углу – деревянная ширма, дверцы массивного шкафа открыты и на них на двух тонких золотистых вешалках висят прямое платье и недошитое короткое пальто, на столе несколько игольниц, напоминающих рассерженных ежиков, голубой сантиметр, оранжевый сантиметр, линейка, плоские кругляши мела, коробка с обрезками ткани. Но на полу – ни ленточки, ни ниточки, ни пылинки.
– Машенька… Маша, – вновь неуверенно забормотал Федор Иванович, – давай пройдем в кухню… и я тебе все объясню… э-э-э… я бы не стал тебя беспокоить, но… а Саша пока посидит здесь… подождет…
На лице Марии Дмитриевны появилась улыбка – быстрая, приятная, и этого оказалось достаточно, чтобы Сашенька успокоилась.
– Хорошо, я как раз заварю чай. У меня есть пирожки с повидлом. Александра, вы любите пирожки?
– Да, очень люблю.
– Вот и прекрасно. Пойдем, Федор, ты мне поможешь.
На кухне Федор Иванович сник. Оказавшись наедине со своей любимой Машенькой, он окончательно убедился в том, что жить без нее он больше не может. Не может и все тут! Ах, как же она красива. И родная, до боли в сердце – родная! Он прижался спиной к подоконнику, немного обрадовался, отметив, что никаких гвоздик не наблюдается, и выдохнул:
– А я тебе гладиолусы… передавал…. Твой любимый сорт…
– Спасибо, я поняла, чей это подарок.
– И что? – Федор Иванович подался вперед.
– Спасибо, – повторила Мария Дмитриевна и засуетилась около плиты. По ее виду никак нельзя было понять, о чем она думает, рада гостям или нет. И вдруг она замерла – в одной руке тарелка, в другой заварочный чайник, повернула голову и посмотрела в глаза бывшему мужу. – Вот и свиделись… – тихо произнесла она.
Сглотнув, Федор Иванович резко схватил с блюда пирожок и принялся его поедать с невероятной скоростью – нервное напряжение достигло пика и справиться с ним он уже не мог. Слопав один пирожок, Федор Иванович схватился за другой, и за третий.
Мария Дмитриевна вздохнула и спросила:
– А что у тебя с рукой?
– Рана, – с набитым ртом произнес Федор Дмитриевич, протягивая обмотанную бинтом ладонь. – Очень глубокая! Еле кровь остановили… – и тут он вспомнил про Сашу. – Машенька, милая, помоги! Времени совсем не осталось!
Мария Дмитриевна вздрогнула и со стуком поставила маленький керамический чайник на конфорку.
– Да что у вас случилось-то?
Не зная с чего начать, Федор Иванович стал выдавать информацию небольшими порциями и вовсе не в той последовательности, в какой надо было. Он так торопился, что часть слов проглатывал, но несмотря на это история получилась понятной и по-настоящему трогательной. Теперь Мария Дмитриевна знала все: и про вредную тетку Галину Аркадьевну, и про наглую Светку, и про прохиндея Пашку, и про Марину, и про Осенний Бал…
– …влюбилась она, что ли – не пойму… а только обязательно ей надо попасть на этот бал! Она так ждала… разучивала танцы, – горячился Федор Иванович, размахивая руками, – не ела сегодня ни черта! Ты ей пирожков-то дай, пожалуйста, от таких пирожков никто отказаться не сможет! А я же не со зла… испортил, как есть платье испортил… А если рюшку на это место какую-нибудь пришить, а? Или бантик? Ты же волшебница, руки у тебя золотые… Помоги.
Выслушав речь до конца, Мария Дмитриевна подхватила блюдо с пирожками и, покачав головой, молча, вышла из кухни. Федор Иванович чуть ли не вприпрыжку последовал за ней.
* * *
В ГЦКЗ «Россия» Марина приехала без двадцати девять. Относительно своей подопечной она уже успокоилась (приедет – хорошо, нет – ну, что с ней поделаешь…) и теперь спокойно прохаживалась мимо огромных зеркал, поглядывая то на свое отражение, то на роскошные букеты из бордовых и белых роз, выстроенные вдоль стен. Ее элегантное серебристо-сиреневое платье из тафты и органзы подчеркивало бесспорные достоинства фигуры и безукоризненно подходило к лицу. Прикоснувшись к волосам, непривычно уложенным в тугую высокую прическу, Марина остановилась и повернула голову к помпезно украшенному входу. Наконец-то! Андрей Юрьевич Белозерцев.