— Выходит, все трое были замешаны в темных делах, — подытожила Рэйко.

Особенный интерес вызвал у нее эпизод, уличающий Дзюнкецу-ин в жестокости по отношению к женщине. Не могла ли настоятельница задушить вторую из жертв? Не она ли побила и едва не прикончила Хару, которую явно невзлюбила?

Полистав еще записи, судья Уэда сказал:

— Первосвященник Анраку у меня нигде не числится.

Рэйко скрыла легкую досаду.

— Я и не ожидала услышать столько ценных подробностей о троих из четверки подозреваемых. Спасибо за помощь, отец.

Одно то, что Анраку набирал в Черный Лотос недавних преступников, свидетельствовало о некоторой его духовной ущербности; да и то, что помощники так старались не допустить его встречи с Рэйко, только укрепило ее подозрения. Надо бы выяснить о нем больше. Но как?

Рэйко вдруг осенило. Были у нее двое знакомых, которые могли в этом помочь. Сегодня же она навестит их.

— Вот что, дочь, — судья мрачно буравил ее взглядом, — меня беспокоит, на что ты собираешься употребить полученные сведения. Преступники могут меняться под влиянием веры, но если этого не случилось, значит, с ними надо быть настороже. Мой тебе совет: расскажи обо всем мужу и предоставь остальное ему.

— Так я и сделаю, — ответила Рэйко, чтобы успокоить отца. На самом деле она не побоялась бы в случае чего продолжить следствие самостоятельно.

Наконец они с судьей распрощались, и Рэйко напоследок зашла проведать Хару. Девушка спала глубоким сном за охраняемой дверью. Вот бы она была такой же невинной, какой представляется теперь!

С этой надеждой Рэйко покинула особняк.

«Что, интересно, разведал о секте Сано?» — спрашивала она себя в паланкине, подъезжая к замку Эдо.

И стар и млад оставит свой удел,

Большие толпы притекут сюда.

Здесь пруд украшен лотосовым цветом,

В деревьях яхонты сверкают по ночам.

Сутра Черного Лотоса

К тому времени, когда Сано явился в храм Черного Лотоса, дождь прекратился. В лужах у обочин аллеи посверкивали солнечные блики. Сновали прихожане, весело носилась детвора. Цвета одежд, умытой листвы и лоскутков неба среди разлетающихся облаков казались еще ярче в чистом, посвежевшем воздухе.

У подножия главной молельни Сано встретил священник — его давешний провожатый.

— Добрый день, сёсакан-сама. Я к вашим услугам.

— Благодарю, но сегодня мне хотелось бы самому здесь осмотреться, — сказал Сано.

— Как угодно, — ответил служитель и удалился.

«И это те самые противленцы-сектанты из рассказов Рэйко?» — недоумевал Сано.

Он направился к баракам, отведенным послушникам. Они стояли немного на отшибе, но выглядели вполне обыденно и, похоже, содержались в чистоте. Изнутри слышались звонкие голоса, тянущие речитативом:

— Я благодарен божествам этого мира, богу грома, богу солнца и богу луны, богу звезд и всем прочим богам, хранящим почитателей сутр Черного Лотоса. Я славлю высшую истину, сокрытую в сутрах, и благодарю за все милости, коими был одарен. Я глубоко чту первосвященника Анраку, бодхисатву Неисчерпаемой Силы. В молитвах я ратую за духовное просветление — чтобы погасить дурную карму последних моих проступков и добиться исполнения задуманного в этой жизни и в будущем. Молю, чтобы истина сутр Черного Лотоса привела к нирване все человечество.

Потом монотонный гул сменился гомоном болтовни. В дверях показался священник.

— Мне хотелось бы побеседовать с послушниками, — сказал ему Сано.

— Разумеется, — ответил священник. — Сейчас мы обедаем. Не желаете присоединиться?

На улицу тут же высыпала ватага парней в одинаковых полотняных робах. Были среди них и подростки, и юноши лет двадцати. Они расселись на террасе и, когда Сано представился, принялись с интересом его разглядывать. Сано отметил их бодрый вид, ясные глаза и здоровый румянец. Служки раздали обед. Горячая лапша со свежими овощами приятно удивила Сано.

— Хорошо вам живется? — спросил он сидящих поблизости юношей.

— Да, господин! — воскликнули с улыбкой те, у кого рот не был занят едой.

Увидев, что священник исчез, Сано обратился к послушникам:

— Расскажите-ка о своем распорядке дня.

Ему ответил подросток с продолговатым лицом:

— На заре мы встаем и молимся. Потом нам приносят завтрак.

— После этого мы прибираемся, — вставил крепкий юнец лет двадцати. — До обеда священники преподают нам истинное учение. Потом мы едим.

— Здесь всегда так кормят?

— Еще дают рис, рыбу, яйца и фрукты с соленьями.

Другие послушники принялись наперебой добавлять:

— После обеда нам разрешают час поиграть, и до ужина мы снова учимся.

— Потом идем мыться.

— На закате опять молимся.

— А дальше расходимся спать.

«Как будто разумное расписание, — подумал Сано. — Почти такое же, как в других монашеских орденах».

— А что делают с нарушителями?

Послушники усмехнулись, оборачиваясь на плотного коротышку с внешностью откровенного задиры.

Тот ответил:

— Нас отчитывает священник, объясняет, к чему приводят ошибки. Потом оставляет одних для медитации.

— И что, вас не порют? — спросил Сано.

Ответом ему были озадаченные взгляды и возгласы отрицания.

— А если бы вам стало плохо здесь и захотелось уйти?

Судя по недоуменному ропоту, послушники едва ли считали такое возможным.

— Сначала я скучал по своей семье, — отозвался задира, — и сказал священникам, что хочу домой. Они отослали меня туда, но я быстро вернулся. Несколько дней чистки рыбы в отцовской лавке меня кое-чему научили.

Несомненно, он находился здесь по своей воле, а не по принуждению. Казалось, за послушниками даже не следят и те могут ходить где заблагорассудится.

— Нет ли среди вас некоего Истинного Благочестия? — спросил Сано.

Юноши помотали головами.

— Иначе Мори Гогэна, — добавил следователь, назвав настоящее, по словам Рэйко, имя монаха.

То, что оно оставило послушников равнодушными, дало Сано новый повод усомниться в истории Рэйко. Если такого монаха не существует, кого же тогда она встретила?

— А что можете сказать о Хару, сироте, найденной возле пожарища?

Послушники проказливо переглянулись.

— Недотрогой ее не назовешь, — сказал дюжий парень. — Двоих наших отчислили за то, что встречались с ней по ночам.

«Рэйко вряд ли понравится это свидетельство в пользу Дзюнкецу-ин», — подумал Сано.