Мэр Сузуки очень обрадовался возможности провести масштабный скрининг с целью раннего выявления рака и спасения человеческих жизней. Он немедленно поднял этот вопрос на собрании городского управления.

Собрание проголосовало за выделение 11 миллионов иен (102 000 $) ежегодно на проведение скрининга у тысячи из 5 970 жителей города. Члены собрания утвердили этот проект на 3 года, но с возможностью пересмотра бюджета. Люди, которые соглашались в нем участвовать, могли пройти проверку на рак – не только желудка, но и других органов – путем отправки образца мочи, который следовало заморозить и передать в госпиталь Сиба, откуда он поступал в центр «Сан-Суга». Результаты приходили через 3 месяца; те, у кого они были положительными, могли обратиться за дальнейшей медицинской консультацией и пройти проверку традиционными методами, включая эндоскопию и компьютерную томографию.

Прошло 4 месяца с начала эксперимента, когда я прибыла на станцию Синдзё вместе с доктором Мияшитой. На вечер у него было назначено выступление перед жителями Канеямы с отчетом по результатам скрининга, имевшимся на данный момент. Собаки проверили около 250 образцов и выдали предупреждение по пяти из них. Доктор Мияшита и местный врач на следующий день собирались переговорить с теми, у кого оказался положительный результат, чтобы обсудить дальнейшие действия и не позволить людям поддаться панике.

Сибата-сан вез нас в Канеяму под музыку Верди, лившуюся из динамиков в салоне его «Хонды». Чем дальше мы удалялись от Синдзё, тем роскошнее становились пейзажи: кедровые рощи, ручьи, реки, традиционные японские дома, разноцветные прямоугольники огородов, поля зерновых, готовые к жатве, и горы, тонущие в тумане. Сложно было поверить, что этот земной рай мог оказаться вверху рейтингов смертности от рака.

Когда мы приехали в Канеяму – в переводе с японского «золотая гора», – в школах как раз заканчивались уроки. Десятки ребятишек в школьной форме шагали по улицам домой. Они улыбались и здоровались с нами: «Коннитива!»

Многие дети смотрели на меня с удивлением. Высокая белокожая женщина с темными волосами, вьющимися от сентябрьской сырости, – диковинка для этих краев. Несколько школьников с широкой улыбкой обращались ко мне по-английски: «Здравствуйте. Как. Ваши. Дела?» Я улыбалась им в ответ: «У меня все хорошо. А у вас?» Они смеялись и поднимали вверх большой палец.

Сибата-сан сказал мне (через доктора Мияшиту, который взял на себя роль моего переводчика), что западные туристы заезжают к ним «очень-очень редко». Тем не менее одна из его брошюр была на двух языках, английском и японском – просто на всякий случай.

В маленьком городском парке, в центре которого бежал горный ручей с разноцветными карпами кои, стоял памятник британской путешественнице и писательнице Изабелле Бёрд. Попав в Японию в 1878 году, она объехала ее всю: на поездах, лошадях, рикшах, лодках и даже на коровах. В своей книге «Нехоженые тропы Японии» она вкратце упоминает о Канеяме, описывая потрясающие горы, которые встали у нее на дороге по пути на север: «У их подножий в самом живописном окружении лежит Канеяма, куда я прибыла в полдень и решила остаться на день или два, так как моя комната на почтовой станции нарядная и удобная, хозяйка очень вежливая, а впереди мне предстоит поездка по суровым краям, да еще Ито удалось раздобыть нам курицу впервые с тех пор, как мы покинули Никко!»

Мне было интересно, сильно ли изменилась эта местность с тех пор, как она тут проезжала. Несколько больших зданий и жилых домов в центральной части города показались мне довольно старыми, но я не знала, стояли ли они там, когда она была здесь.

Выглядели они так, словно над ними совместно поработали швейцарский и японский архитекторы, придумавшие новый вид постройки для горной местности. Внешние стены были толстые, гладкие, выкрашенные белоснежной краской. Над ними нависали крыши из коричневого кедра с крутыми, далеко выступающими скатами, которые защищали дом от зимних снегопадов; небольшие козырьки прикрывали каждое окно и дверь. Сибата-сан сказал, что когда-то давно в них хранили запасы мисо.

Ныне в одном из этих зданий располагается сувенирная лавка, торгующая поделками из кедра – главного сырья, которым располагают эти края. Входя туда, немедленно ощущаешь свежий запах кедровой древесины, исходящий от стен и от товаров, выставленных на продажу. Пока я выбирала себе сувениры, в лавке звучала музыка Энии из альбома Shepherd Moons, и дождик легонько стучал по деревянной крыше.

Мэр уже ждал нас, поэтому я постаралась быстрее покончить с покупками, которые продавщица завернула в белую бумагу с силуэтами карпов кои и зеленых гор.

Мы прибыли в офис мэра Сузуки. Он оказался высоким элегантным мужчиной с волосами цвета стали, в очках без оправы и отглаженной рубашке в бело-голубую полоску. Его секретарша подала нам чай в керамических чашках местного производства на кедровых блюдцах. Доктор Мияшита рассказал мэру о ходе проекта, чтобы тот знал, чего ожидать от предстоящего городского собрания. Я время от времени задавала мэру вопросы, и доктор их переводил.

Мэр Сузуки подтвердил, что был «очень расстроен и обеспокоен тем, что смертность от рака желудка оказалась такой высокой. Надо использовать любые способы, помогающие людям сохранять здоровье».

– Мы надеемся и верим, что обследование с помощью собак ждет успех, ведь людям гораздо проще пройти его, чем обследование обычными методами.

Мэр Сузуки сказал, что его мать умерла от рака желудка 15 лет назад, ей было 82 года. Врач не сказал ей, что у нее рак в финальной стадии. В этом нет ничего особенного, скорее, это даже норма. Вплоть до 1990-х, а то и позднее, в Японии сохранялась традиция не сообщать пациентам правду о смертельных диагнозах, особенно если болезнь в терминальной стадии. В отчете 1988 года говорится, что 8 из 10 докторов признают факт обмана в отношении пациентов с раком.

Диагноз сообщался ближайшим родственникам больного, если таковые имелись, и уже они решали, говорить ему об этом или нет. Велик был шанс, что умирающий член семьи так ничего и не узнает. Другой отчет, опубликованный в 1989 году, гласил, что только 21 % родственников сообщают больному о диагнозе.

До конца 1980-х доктор Мияшита сам предпочитал не рассказывать умирающим правду, чтобы не расстраивать их. Людям с безнадежными случаями рака пищеварительного тракта говорили, что у них язва[31]. Даже император Хирохито, у которого диагностировали рак пищевода в 1987 году, не знал о своей болезни. Он скончался в январе 1989 года после нескольких месяцев мучений. Только после смерти императора о его диагнозе сообщили народу.

Постепенно Япония менялась: сейчас пациенты сразу узнают, что у них обнаружена опухоль, и неважно, на какой стадии. Но в сельской местности изменения всегда происходят медленнее, вот почему мать мэра Сузуки, скончавшаяся в 2002 году через три месяца после выявления рака, ничего о нем не знала.