– Как вы меня нашли?

– Нам надо с вами поговорить.

– Я сейчас выйду! Ждите меня на улице.

– Не трудитесь спускаться. Наоборот, лучше мы поднимемся к вам.

– Но это неудобно. Моя мама – пожилой человек и…

– Марина, мы все знаем про вашего сына. И даже знаем, от кого вы его родили.

Раздался сдавленный возглас, а потом замок на двери щелкнул и открылся. Марина встретила вышедших из лифта подруг с горящими от возмущения глазами.

– Это все соседи? Да? Они вам про Темку натрепали? Так он мне не сын, это мой племянник!

– Марина, к чему эти глупые игры? Артем – ваш сын. Это легко проверить по метрике ребенка. И родили вы его от собственного свекра. Ведь верно?

Марина молчала.

– Верно?

Кира сознательно давила на Марину. И та с трудом, но все же произнесла:

– Тогда он еще не был моим свекром.

В этот момент на площадку выглянула мать Марины.

– Зайдите в дом, – приказала она всем трем девушкам. – Нечего соседям над нашими тайнами уши греть.

В квартире оказалось восхитительно тепло, чисто и приятно пахло жареным луком и мясом. Вся семья мирно ужинала. Маленький Артем ковырялся в тарелке, выискивая кусочки повкуснее и запихивая их себе в рот с видимым удовольствием. Девушки пожалели, что ничего не купили мальчику. Впрочем, Леся порылась у себя в сумке и нашла модель американской боевой машины – «Хаммера». Моделька была Артему еще не по возрасту, но он принялся с интересом рассматривать детали машины.

– Артем, кушай, – повысила голос Марина, и сын послушно схватился за вилку.

Но при всем его желании слушаться маму и быть хорошим мальчиком, он не отрывал глаз от новой игрушки.

– Доел?

– Больше не хочу.

– Тогда иди к себе, играй в новые игрушки.

– Все могу открыть?

– Те, что на полу. Которые в шкафу, мы с тобой завтра прямо с утра распакуем.

– Ты останешься тут?

Глаза мальчика широко распахнулась от изумления. Он явно не привык, что мать остается с ними допоздна. Вероятно, обычные визиты Марины всегда заканчивались с наступлением вечера. Артем отправлялся в кроватку, а Марина уезжала к своему мужу.

– Останешься с нами? – уточнил он.

– Да. Останусь. И буду спать в соседней комнате.

– Ура! – закричал Артем.

– А теперь уходи. Мне надо поговорить с тетями.

Артем послушно утопал. Для своего возраста он был удивительно рассудителен. На вид мальчику было года три, но он уже прекрасно разговаривал. Строил целые осмысленные фразы. И вообще, казался очень умненьким. Дурак Петр Антонович, что отказывается от такого прекрасного ребенка.

– Все-то ему интересно, – сказала Марина, когда за сыном закрылась дверь. – Что новое видит, все изучает. Такой умненький мальчик.

– Наверное, у тебя просто сердце кровью обливается, что его отец ни разу даже не явился взглянуть на сына? – предположила Леся.

Но ответила ей не Марина, а ее мать.

– Теперь небось явится, – торжествующе воскликнула она. – А что? Антона-то он потерял. Кто у него остался? Только Артемка.

И не замечая взглядов, которые метали на нее все три молодые женщины, более опытная и пожившая принялась строить планы на будущее:

– Старший сын у нашего дражайшего Кобеля Антоновича помер, небось теперь и младший хорош станет. Прибежит, даже думать нечего. Не горюй, Маринка. Не сегодня, так завтра появится. А мы еще подумаем, пускать его к мальчонке или нет, верно, Марин? Пусть сначала ковров нам настелит да на подарки раскошелится, тогда мы еще посмотрим. Да? Отыграемся за все наши унижения. Правильно я говорю?

Но Марина молчала. На ее лице отражалась гамма весьма сложных чувств. Нет, похоже, она совсем не ждала Петра Антоновича в гости. Во всяком случае, с такой радостью, как ее мать, точно не ждала.

А подруги только сейчас поняли, что, даже при отсутствии завещания в ее пользу, у вдовы Антона имелся очень веский повод желать его смерти. Верно подметила мама Марины. Не станет у богатого Петра Антоновича старшего сына, сгодится и младший! Ему и достанется вся любовь старика. И все его деньги!

– Мама, я же тебе сто раз повторяла, Петр Антонович своих решений не меняет, – сухо произнесла Марина. – Раз сказал, что Тема ему не нужен, значит, так и будет.

– Так это он раньше гоголем ходил, а теперь небось хвост подожмет!

– У него, может, сотни таких деток.

– Уж и сотни!

– Ну, десятки.

– Скажешь тоже! Половой гигант твой Петр Антонович? Сама говорила, он всю жизнь при законной жене сидел. Как овдовел, с тобой только накладка и случилась.

– А после меня? Уж не монахом жил, с его-то деньгами!

– Артемом напуган был. Коли не хотел больше семьи и детей, предохранялся.

– Пару-тройку наследничков небось отыщет! – не сдавалась Марина. – И где гарантия, что именно Артем станет у старика любимчиком? Нет, лично я бы на это особенно не рассчитывала. Квартиру я сумела для нас выбить, мне отойдет, и ладно. Уф, как ни бесился Петр Антонович, а прежние хоромы, что у Антона были, я продала. И новая квартирка считается совместно приобретенным имуществом. Фиг он на нее сможет претендовать. Во-первых, я там прописана. Во-вторых, другой недвижимости у меня нету, где же я жить буду? Да и та разница, что осталась, ее я тоже себе на счет положила. Уже и то дело. Да и те драгоценности, что мне Антон дарил, чего-нибудь да стоят. Все, мама, у нас будет хорошо.

– Все будет хорошо, если старикан от своей жадности скопытится! Вот тогда я первая скажу – хорошо!

– Мама, он здоровый как бык. За здоровьем своим следит. Он еще сто лет проживет.

– Ох горе горькое. И почему хорошие люди рано умирают, а всякая пакость живет и на весь мир чадит? Вы хоть знаете, что папаша родимый нашего Артемки в депутаты прорвался? Вот какие пакостники страной управляют! А их послушать, так все поголовно белые и пушистые.

– Мама, ну, не все же такие подлые, как Петр Антонович.

– Ты меня, доча, послушай! Я побольше твоего на свете пожила. Знаю, что говорю! В политике честные люди не задерживаются. Специфика там такая! Особенная!

Подруги в спор не вмешивались. Каждый имеет право на свою точку зрения. А насчет продажности политиков, так это общемировая проблема. Посмотреть на всем хорошо известного итальянского министра, такого видного и всенародно любимого. А ведь теперь мечется, бедный, не зная, как оправдаться от сыплющихся ему на голову обвинений. И конец уже виден. А все неймется человеку, все рвется что-то доказать. Нет, уже не самому себе, про себя-то уже все и так известно. Окружающим. Тем, ради кого разыгрывался весь этот спектакль. Зрителям, прежде подносившим цветы, а ныне закидывающим сцену огрызками и тухлыми яйцами.