etc.

Сэру Исааку надо было лишь правильно собрать этот сверкающий конструктор.

И он сделал это.

Но во всем прочем Ньютон громоздил одну нелепость на другую. Он ошибался в определении возраста Земли, в хронологии человеческой истории, в классификации химических элементов. А его «теория материи» — бред настолько анекдотический, что биографы стесняются даже упоминать о ней.

Но эти нелепости — не свидетельство глупости нашего великого Исаака.

Отнюдь.

Ньютон, без всякого сомнения, был самый сильным интеллектуалом той эпохи.

Его заблуждения — простое доказательство того, что гениальность никому не пришивает крылышки и не позволяет порхать над эпохами.

В своем XVII веке сэр Исаак ну никак не мог ознакомиться с периодической таблицей элементов, с раскопками пещеры Чжоукоудянь или стратиграфией. Поэтому и генерировал чистый бред о возрасте планеты, химии, человеке и т.д.

Увы.

У гениев нет возможности заглядывать в диссертации, которые появятся через пару веков.

Все, без исключения, научные открытия сделаны по тому же принципу, что и ньютоновская гравитация. Никаких других способов не существует. Работает только принцип накопления пониманий. Нет накоплений — нет и гения.

Глава XIX

ПОСЛЕДНИЙ ГЕНИЙ

То, что открытие сэра Исаака датируется 1687 годом новой эры, является глобальным позором человечества. Дело в том, что из всех «тайн» мироздания, «тайна» гравитации — самая примитивная.

Но для того, чтобы разобраться с этой фигнёй, человеку потребовалось пять тысяч лет.

Все эти 50 столетий homo клеил себе на лоб этикетку «sapiens». Непонятно, на кого данный выпендреж был рассчитан. Ведь любой титул — это сигнал о статусе, который подается тем, кто способен его понять. В том числе и звание «sapiens».

Но кому человек адресует это сообщение о себе? Перед кем хвастается? Кто должен переполниться почтением?

Кенгуру, бегемоты или страусы?

Хм.

Кенгуру, как известно, принципиально не читают этикетки. У бегемотов скверное зрение. А страусы уверены в том, что homo опять хитрит, чтобы усыпить их бдительность и завладеть перьями, которые хочет носить сам.

Никаких «тайн» не существует. «Тайна» — это вульгарное отсутствие знания.

Но XXI век внезапно обнаружил множество тайн мироздания. Более того, эти чертовы тайны контактируют меж собой и размножаются.

Увы, реальные успехи науки весьма скромны. А все «открытое» — это простые вещи, постигаемые через наблюдение и сопоставление. В том числе и космология, и квантовая механика.

А вот подлинно сложные задачи человек решить не в состоянии.

Черной меткой, которую вселенная, ухмыляясь, вшлёпала в ладонь homo — служит проклятый вопрос происхождения и природы времени.

Тут процесс понимания ну никак не запускается. А все накопленные гипотезы смехотворны. Не существует даже внятного определения того, что такое «время».

Впрочем, это легко объяснимо.

На «ньютоновском» примере мы увидели работу механизма науки. Другого у нее нет.

А в данном случае он совершенно бесполезен. Не за что зацепиться, чтобы начать цепочку выводов.

Множество гениев вгрызалось в тему времени; подступы к ней засыпаны обломками самых авторитетных зубов.

Кривенькие резцы Хокинга тут смешались с прокуренными клыками Эйнштейна. Да все без толку.

Гении погрызли вопрос, но обломались и слились.

Не удивительно.

Современная наука вертит в своих лапках «время» с тем же идиотическим выражением, с каким сэр Исаак Ньютон рассматривал айфон.

Увы и ах.

Существующий метод познания бессилен. Попытки постижения времени Паундом или Нётер ничем не отличаются от протыкания гаджета раскаленной алхимической иглой.

Похоже, данный вопрос настолько превосходит мыслительные возможности homo, что в обозримом будущем (100-200 лет) решен не будет.

Ладно, черт с ним, со временем.

Но без всякого ответа остается и простенький вопрос о том, что такое человек.

Вот он-то вполне решаем, но у «sapiens-ов» нет ни малейшего желания это делать.

Наука не так давно плюнула в лицо человечеству «происхождением видов» Дарвина и условными рефлексами Павлова.

Миф о человеке, который с таким трудом создавала культура, этим плевком был пробит насквозь. Пострадало вранье, а боль испытал homo.

Но зато ему стало понятно, что ничего хорошего от естествознания ждать не приходится; «Дарвин и Павлов» — это не последняя пакость, на которую оно способно.

Да и вообще.

Походка науки стала настолько легкой и стремительной, что возник понятный соблазн переломать ей ноги.

Но!

Подвалы инквизиции затянулись паутинами, костры погасли, а потомки инквизиторов водят экскурсии. Перекошенные злобой фанатики уже не придут людям на помощь. Некому отстаивать священность понятия «человек».

Утрачена квалификация, заржавел инструментарий. Никто не вздернет гения на дыбу и не оторвет клещами тот мерзкий нос, что сунулся куда не следует.

Люди с тоскою посмотрели в свое славное прошлое, но быстро придумали кое-что получше, чем расплав свинца в глотку.

Укротителем гениев стала такая универсальная липа, как «нравственное начало». К счастью, оно способно изуродовать все, что угодно.

Да, пришлось потрудиться. Но в результате усилий моралистов наука отрастила огромный горб этики и согнулась под ним.

Походочка изменилась. Укоротились и покривели ее ножки.

Храбреца Бруно, принимающего огненную смерть — сменил суетливый горбун, клянчащий гранты. Этот уродец торопится обслужить homo, ничем его не печаля. Он знает свое место и благодарно лижет то свой горб, то руки министров.

Как только этика взялась рулить наукой — похоронились все надежды на установление истины о человеке.

Теперь это сделать невозможно.

А шанс был.

Была эпоха, когда культура валялась нокаутированная «происхождением видов» и «условными рефлексами». Любые вивисекции, физиологические опыты in vivo, «человеческие зоопарки» и цирки уродцев воспринимались без зубовного скрежета. Этика еще не портила воздух планеты и не увечила науку.

Тогда, чтобы расставить все точки над «i» требовалось совсем немного.

Что именно?

Объясняю.

Чтобы получить доказательное и полное представление о существе, именуемом «человек», следовало создать герметичный виварий, в котором можно было бы содержать и изучать людей, с рождения изолированных от цивилизации, речи и любых знаний, создав для них те же условия, в которых находился homo плейстоцена.

Да. Это были бы люди в их диком, естественном состоянии. Изоляция от системы рассудка и языка вернула бы рожденных в XX столетии на миллион лет назад.

Изучение этих животных избавило бы от всех иллюзий. Все бы стало ясно и о функциях мозга homo, и о его забавах с камешками. Не говоря уже о таких мелочах, как каннибализм, детритофагия и промискуитет.

Экскурсант, оставаясь невидимым, мог бы заглянуть в глаза своей биологической основе, грызущей оттяпанную ногу ребенка.

Чтобы узнать, чего следует ожидать и от себя самого, и от «ближнего своего», человеку не надо было бы дожидаться очередного Освенцима.

А при выходе из вивария уместны