Азия.

— Из рук и не нужно, — усмехнулся Петр. — Возьми в свои руки и поешь, — он протянул ей батон.

Азия закрыла глаза и вновь замерла.

Петр выпрямился.

— Гордая… — с насмешкой произнес он. — И впрямь самурайка какая-то…

16

Миша

Мы долго шли по лесу, Мила, на мое счастье, все это время проявляла покорность. Не жаловалась, не донимала вопросами — просто следовала за мной. Я даже подумал, что она доверяет мне еще больше, чем раньше. Хотя раньше мы с ней вдвоем вообще никогда не были за городом…

Но все же в какой-то момент она остановилась.

— Миша! — Я оглянулся. — Куда мы все-таки идем? Я что-то не понимаю…

— Это же сюрприз, — напомнил я. — Осталось совсем немного.

— Будем надеяться, это того стоит, — хмыкнула Мила и пошла дальше.

— А вот и мой сюрприз! — бодро провозгласил я через четверть часа, когда показался мой славный домик.

Мила хмыкнула:

— Что это — избушка лесника?

— Нет, моя собственная избушка.

— Серьезно? — посмотрела она на меня.

— Ну да. Пошли посмотрим. Увидишь, там очень хорошо.

В домике и впрямь все было оборудовано для жизни. И все было сделано моими руками. Включая кровать. Матрац и одеяло я, правда, шил не сам.

— Ты, наверное, проголодалась? — спросил я у Милы, открывая шкафчик с продуктами: крупой, макаронами, сухарями, консервами.

— Нет, спасибо, — поморщилась Мила. — Я, к счастью, пообедала как раз перед нашей встречей, — вежливо пояснила она мне.

— Ну а почему же «к счастью»? — немного обиделся я. — Наоборот, было бы неплохо перекусить нам сейчас вместе.

— Консервы мне как-то не очень, — снова поморщилась она.

— А каша — как?

— Каша — нормально, но не в сухом виде.

Я посмотрел на нее недоуменно:

— Может, ты считаешь, что я питаюсь сухой крупой? Вот вода…

Я показал ей на заполненные канистры, выставленные вдоль одной из стенок.

— Да, а плита?.. — пробормотала Мила.

Я никак не мог понять, издевается она или действительно настолько несообразительна. Зная Милу, я все-таки склонялся ко второму. Она всегда была не приспособлена к быту. Я думал, с годами это у нее пройдет, но, по-видимому…

— Вот котелок, — терпеливо сказал я ей. — Выходим из дома, разводим костер…

— Поняла-поняла! — поспешно перебила она меня и хлопнула себя по лбу. — Да, у меня у самой котелок сейчас не варит. Это все так странно…

— А что странного-то? — отозвался я.

— Ну, вот это все… Ты и… дом этот твой. И то, что ты так внезапно появился спустя столько лет, и вообще…

— А ты не рада? — уточнил я. — Что я внезапно появился?

— Нет, ну почему… — сказала Мила, отводя глаза.

— Стало быть, рада? — настаивал я.

Тогда она все-таки взглянула прямо на меня и твердо произнесла:

— Да.

— Я очень рад, Мила, — одобрил я.

— Я тоже, — согласилась она, но вновь неуверенно.

— В таком случае давай останемся здесь, — я взял быка за рога.

Она сочла это шуткой:

— Как? Здесь? Ну давай. Ха-ха. И на сколько мы здесь останемся?

— Пока до зимы, а там посмотрим. Думаю, я смогу здесь все утеплить.

— Так, говори прямо, — продолжала натужно смеяться Мила. — Мы здесь с тобой навсегда — это ты хочешь сказать?

— Нет, я так далеко не заглядываю, — серьезно ответил я.

— А надо бы заглянуть! — Она все подначивала меня посмеяться вместе с ней.

Но я оставался непреклонен.

— Ладно, Мила, ты здесь отдыхай, располагайся, а я пока съезжу в город. Вернусь вечером.

Я подумал, что Рому сегодня могут уже выпустить, а потому стоит вернуть машину на место, покуда он ее не хватился.

Услышав это, Мила слегка побледнела. Ее напускная веселость мигом улетучилась.

— Ну хватит, — изменившимся голосом сказала она. — Это уже не смешно.

— Так ведь это ты смеялась, а не я, — пожал я плечами.

— То есть ты что, правда хочешь оставить меня здесь? — Она все не решалась признаться в этом самой себе.

— Да, но только до вечера.

— А потом?

— А потом так и заживем. Я буду ездить на работу, ты будешь меня дожидаться…

— У меня тоже работа! — выкрикнула Мила.

— Она ведь тебе не нравится, — напомнил я.

— Я так не говорила.

— Коллектив тебя не устраивает, — продолжал припоминать я. — А здесь никакого коллектива. Только ты да я.

— Слушай, Миша, я понимаю, — запальчиво произнесла Мила. — Ты решил меня проучить — это ясно. За то, что я с тобой тогда… так нехорошо обошлась. Не понимаю только, почему тебе понадобилось это спустя столько времени, ну да ладно… В общем, я уже наказана, Миша. Ты меня очень напугал. Мне этого достаточно. Я осознала свою вину. Я прошу прощения. Это жестокий розыгрыш с твоей стороны, но, наверно, я его заслужила…

— Что ты, Мила, — изумленно проговорил я. — Я тебя не разыгрываю. И я никогда бы не стал проявлять к тебе жестокость.

— Тогда отпусти меня! — взмолилась она.

— Так ведь я тебя не держу, — развел я руками.

— Хорошо, — поджала она губы. — Но ты можешь отвезти меня в город?

— А зачем тебе туда?

— Ну как же, Миша! У меня ведь семья, ребенок, работа, наконец!

— Ах, ребенок? — вскинул я брови. — И муж?

— Ну, конечно, и муж!

Я покачал головой:

— Ты об этом и словом не обмолвилась до этой минуты. Ни о ребенке, ни о муже.

— И что, ты мне не веришь? — поразилась она.

— Нет.

— Ты ведь тоже ничего не сказал о своей личной жизни! Вот и я промолчала!

— Я не сказал, потому что нечего говорить.

— И решил, что мне тоже нечего говорить?

— Да, ты ведь промолчала.

— Миша, это какой-то дурдом! Что ты несешь? Что ты вообще делаешь?

— Это не дурдом, — резко поправил я. — Не дурдом. Это — мой дом.

— Хорошо, твой дом, — смиренно сказала она. — Но почему я должна оставаться в твоем доме? Если я этого не хочу?

— Хочешь, — убежденно сказал я. — Просто сама еще не знаешь.

— Да не хочу я! С чего ты решил, что мне это… что я на это… соглашусь вообще?!

— Ты ведь села в мою машину. Поехала со мной.

— Значит, дура была, что поехала! — воскликнула Мила. — Просто по старой памяти… Теперь я вижу, что это была глупость. Надо было поздороваться с тобой и пойти домой.

— К несуществующему мужу? — усмехнулся я.

— К еще как существующему! — отчеканила она.

Я посмотрел на часы:

— Ладно, пойду я. Чем раньше уйду, тем раньше вернусь.

— Я пойду с тобой! — заявила Мила.

— Не советую, — покачал я головой.

— Почему?

— Ты за мной не поспеешь.

— Ладно, иди, — с напускным равнодушием махнула она