– Каори?

– Ну, его сестру. Зовут ее так: Каори.

По щеке Шиджеру сползла одинокая слеза.

– Мамаша рада-радехонька, а он визжит, блажит, драться лезет. Взъелся на меня, а за что? Забор подпалил, сволочь! В подтверждение, значит, грозных намерений. Мамаша после этого дела ко мне подкатывалась: умасливала, уговаривала, чтобы я не боялся. Ну да, ей, пьянице, хорошо! От лишнего рта избавление, и от меня деньжат перепало бы. Дочку хоть и отдала, так ведь рядом живет, рукой подать. Счастье, а? Вы ешьте, пейте, господин. Вот, я вам саке налью…

– Хватит и чаю, – отказался я, желая сохранить трезвый рассудок. – Вы говорили: счастье?

Он выпил саке, которое налил себе. Вздохнул и выпил то, что наливал для меня. Было видно, что разговор вгоняет хозяина в тоску.

– Нацуми хорошо, правда? Не она имуществом рискует! – Шиджеру ударил кулаком в ладонь. – А я как мыслю? С мальчишки станется, устроит поджог. Да и брат мой воспротивился: пойдем, говорит, дымом по ветру! Пришлось оставить девчонку, где была, в нищете. Жалко ее, тронутая она. И так умишком скорбная, а теперь совсем. Помешалась на своей кукле…

«Вы принесли мою куклу?» – вспомнил я.

– Что за кукла?

– Ну какие у девчонок куклы? Обычная, тряпичная. Носилась с ней, под одежду прятала. Не тронь, не попроси – сразу в рев. Ну и ладно, пусть. Кукла и без кормежки проживет, и в холоде не замерзнет. Каори – другое дело. Время от времени помогаю, чем могу. Но не слишком – у меня своих четыре рта, да матушка позапрошлым годом слегла, уход нужен. Спасибо дочкам, ходят за ней, как за родной бабушкой, даже лучше…

– Ваш брат имел детей?

– Откуда? Он и не женился-то. Все ждал, сомневался…

– Приемных брал? Как вы?

– Мы вроде как вдвоем брали. Записывали на меня, а все равно вдвоем. Чем тут делиться? Я у него всегда разрешения спрашивал. Он не противился, один раз даже первым предложил: давай эту удочерим, пропадает ведь…

– Эту? Каори?

– Нет, Каори – это я решил. С третьей дело было, с Рико. Ее мне брат присоветовал…

– Спасибо, я понял. Давайте вернемся к Иоши. Вы утверждаете, что он погиб год назад?

Шиджеру аж подпрыгнул:

– Утверждаю? Я? Это всем известно, господин! Кого хотите спросите! Утонул, тварь мерзкая. И погиб, как жил, от собственных пакостей. В колодце он утонул, верьте моему слову…

Колодец во дворе жилища Нацуми я видел своими глазами. Сруб, который в более зажиточных семьях обычно делался из бревен, здесь был сложен из плоских камней, замшелых и скользких. Только поэтому он не сгнил, как всё вокруг. Вероятно, в лучшие времена к колодцу вела дорожка из таких же, как и сруб, камней, только помельче. Увы, даже если она и сохранилась, отыскать дорожку в нынешней грязище не представлялось возможным. Не знаю, каким чудом, но над колодцем еще нависали остатки крыши, сплетенной из бамбука и пальмовых веревок.

– У них тогда еще во́рот не сломался. Каори бадью спустила, наклонилась глянуть, а брат ее возьми и столкни вниз. Шутку, значит, пошутил. Такие у него шутки были. Только до воды девчонка не долетела, спаслась. Уцепилась за веревку, висит, орет. Мамашу зовет. А мамаша что? Пьяная она, спит в доме. Храпит на весь двор…

– Вы это видели?

– Слышал. У них каждый день орут, хорошо если не ночью! Что же мне, всякий раз к соседям бегать? Поначалу слушал, а там не выдержал: глянул в щель. Каори не видел, врать не стану. Одни крики различал, их и глухой различил бы. А мальчишку – этого видел, ясней ясного. Пляшет на краю, что твоя обезьянка. Руками машет, рожи корчит. Забавляется, стервец. Ну и дозабавлялся – нога соскользнула, он и рухни в колодец.

– Это вы точно видели?

– Своими глазами! Вот как вас сейчас! Он свалился, я жду. Нет, обратно не лезет. Вопят из колодца – это, верно, Каори. Потом гляжу: девчонка наружу лезет. За веревку цепляется, ползет. Откуда и силы взялись? Раньше-то просто орала, висела… Животом на сруб, отлежалась – и упала на землю. Я тогда не выдержал, побежал к ним во двор.

– Спасти мальчика не пытались?

– Ну, я людей нанял, они его из воды подняли, вытащили. Только куда там спасти?! Спину он сломал, гаденыш. А не сломал бы, так захлебнулся бы. Туда ему и дорога…

– Год назад?

– Вы мне что, не верите, господин? Вы кого угодно спросите, вам подтвердят!

Я махнул рукой: верю, мол. Показания Шиджеру подтвердила бы уйма свидетелей, включая тех людей, кого лавочник нанял для подъема Иоши из колодца.

* * *

– Кукла, – вспомнил я уже на крыльце. – Когда я пришел во двор к вашей соседке, девочка спросила у меня, не принес ли я ее куклу. Вы же заявили, что Каори с куклой не расстается. Как это понимать? Как проявление слабоумия?

Шиджеру улыбнулся:

– Забрали у нее куклу. Силой отняли.

– Кто? Вы? Мать?

– Да вы что, господин! На кой мне сдалась ее кукла?!

– Тогда кто?

– Монах какой-то. Жирный, противный. Приходил, стоял у их плетня, глазел на девчонку. Потом вызвал за ограду, выманил. Велел куклу ему отдать, а он за нее денег даст или вещь полезную. Девчонка в крик, так он куклу у нее вырвал и скрылся. Жирный, а бегает – не угонишься! Я думал, Каори руки на себя наложит, так убивалась…

– Добрый день, Иссэн-сан! Очень рад вас видеть!

– Добрый день, Рэйден-сан.

Старого настоятеля я встретил у ворот Правительственного квартала, возвращаясь в управу. Я действительно обрадовался этой встрече. Чисто по-человечески: всегда рад видеть своего первого наставника. К обычной радости примешивалась радость служебная, смешанная с предвкушением. Раз святой Иссэн счел нужным лично явиться в управу – значит, он готов сообщить нечто важное.

– Как вы сумели так быстро добраться?

– Крестьяне предложили подвезти меня на телеге до рынка. Не обижать же отказом хороших людей? Ну что, идемте в управу?

Я вспомнил свой тесный кабинет. Небось, кислая вонь монашеского пота до сих пор не выветрилась.

– Простите, Иссэн-сан! Вы не против, если мы пойдем в какое-нибудь другое место?

– Место не имеет значения. У вас есть предложения?

В животе требовательно забурчало. Пирожков, съеденных в доме Шиджеру, моему желудку явно не хватило.

– До лапшичной дядюшки Ючи отсюда не дальше, чем до управы. Если вы не возражаете…

Настоятель улыбнулся. От глаз его разбежались лучики-морщинки. Мне даже почудилось, что вокруг стало светлее.

– Жизнь предлагает нам достаточно испытаний. Зачем изобретать лишние трудности? Обжорство – порок, но и сознательно мучить себя голодом – вряд ли добродетель. Ведите, Рэйден-сан, я следую за вами.