Нарушало ли использование хлора Гаагскую конвенцию, запрещавшую «удушающие и вредоносные» вещества? Утверждение Габера, что хлор, так же как и слезоточивый газ, не смертелен, поэтому его вполне можно использовать в качестве оружия на поле боя, было лицемерным в свете его позднейших хвастливых заявлений, что ему удалось создать «более совершенную форму уничтожения людей». Лучшим доказательством лицемерия Габера стало количество погибших в тот апрельский день под Ипром.

И конечно, поступок немцев был расценен союзным командованием как более чем достаточная санкция на ответные меры подобного характера с их стороны. Обе воюющие стороны периодически использовали газ на протяжении всей войны, хотя последствия больше ни разу не были столь чудовищны, как под Ипром и несколькими неделями позже на восточном фронте под Варшавой. Обе стороны продемонстрировали опасную готовность использовать все более вредоносные газы, которые вели к эскалации химической войны, такие как фосген (карбонилхлорид), обладающий легким запахом свежескошенного сена, горчичный газ и другие хлорсодержащие соединения серы и мышьяка. Но именно хлор до сих пор видится самым жестоким оружием – благодаря своей простоте. Газ прорывается сквозь кровеносные сосуды в легких, и через какое-то время жертва захлебывается в жидкости, которую организм выделяет в попытке восстановить пораженные участки.

Патриотизм Габера, приведший к таким страшным последствиям, темным шлейфом протянулся не только по его судьбе, но и по судьбам его родственников. Клара, супруга Габера, покончила с собой в ночь на 1 мая 1915 г., воспользовавшись служебным револьвером мужа. Биографы продолжают спорить, насколько ее поступок был вызван протестом против участия Габера в химической войне, однако стоит напомнить, что она сама была дипломированным химиком и получила образование исключительно ради того, чтобы привлечь внимание Фрица. Она принимала участие в его экспериментах и лично наблюдала последствия воздействия хлора на животных. К смерти жены Габер, по-видимому, остался равнодушен. Буквально на следующее же утро после ее гибели он отправился на восточный фронт, чтобы наблюдать там за установкой газовых цилиндров.

Сына Габера от второго брака, Лутца (сокращение от Людвиг-Фриц), всю жизнь преследовала черная слава отца. Он попытался отделаться от мучившего его призрака, написав книгу «Ядовитое облако», которая до сих пор остается одним из важнейших справочников по ведению химической войны. Тем не менее в 1933 г. научно-исследовательский институт Габера в Берлине был закрыт нацистами, и ученый был вынужден вместе с семьей покинуть свою любимую Германию. (Хотя химические таланты Габера, без сомнения, сослужили бы хорошую службу гитлеровцам, и он с готовностью предлагал им свои услуги, наличие у него еврейских предков сделало его кандидатуру неприемлемой для нацистов.) Поначалу Габер намеревался ехать в Палестину, затем решил обосноваться в Кембридже. Однако судьба рассудила иначе: у него не оставалось времени ни на то ни на другое, он умер через несколько месяцев после отъезда из Германии.

Лутц Габер и его сестра Ева Шарлотта остались в Англии. Несколько лет назад я посетил Лутца и Еву в их потрясающе элегантном доме в Бате, где они проживали последнее время. Лутцу было уже около 80, и возраст давал себя знать, что же касается Евы Шарлотты, то она принадлежит к тому типу женщин, которые и в старости сохраняют острый и живой ум. Воспоминания об отце у них обоих очень смутные: помнят какую-то странную игру в шары, то, как они помогали ему подниматься по лестнице, и еще несколько подобных мелочей. Ева вспомнила, как друг семьи Эйнштейн объяснял ей теорию относительности с помощью аналогии с двумя движущимися поездами. Она рассказала мне и о том, как однажды они с Лутцем взобрались по лестнице в исследовательскую лабораторию Габера и случайно разбили аппарат его ассистента, чем привели отца в ярость. Почему Лутц решил написать свой труд? «Я чувствовал, что должен внести свой вклад», – признался он. В «личном предисловии» к книге он дает подробный критический портрет отца: «Воплощение романтической, квазигероической составляющей немецкой химии, в которой патриотизм смешивался с приверженностью прогрессу чистой науки и техники и его прагматическим принципам». Лутц с осуждением пишет о патриотизме отца, «необычном даже в ту эпоху, когда шовинизм, в который он часто выливается, принимался как нечто само собой разумеющееся». Что касается хлора, то, по словам Лутца: «Это было просто самое доступное вещество. Химическая промышленность могла в то время производить хлор быстро и в больших количествах».

* * *

Уилфред Оуэн воспользовался описанием газовой атаки в качестве яркого живописного фона для обличения «старой Лжи» патриотизма в своем самом знаменитом стихотворении о Первой мировой войне:

Оуэн изображает последствия газовой атаки чуть ли не с медицинской точностью. На знаменитом полотне Джона Сингера Сарджента «Отравленные газами», завершенном уже после войны в 1919 г., нет тех ужасов, что описаны в стихотворении Оуэна. На его громадной картине запечатлена колонна из 11 бредущих солдат. У всех, кроме человека, возглавляющего колонну, завязаны глаза. Каждый держится за ремень рюкзака идущего впереди. Примерно такая же колонна видна и вдали. Ее возглавляют люди в белом. Вокруг идущих на земле лежит множество других раненых, один из них пьет воду из бутылки, другой прижимает руки к забинтованным глазам. В мрачный плоский пейзаж разнообразие вносят только отдаленные шатры полевого госпиталя. Над всей описанной сценой сквозь зеленоватый туман силятся пробиться солнечные лучи болезненно-желтушного цвета.