Художник не был знаком с Акселем Грином лично, но слышал о нем. И был бы последним лжецом, если бы сказал, что хотел с ним встретиться. Особенно сейчас. Смятый эскиз лежал в кармане пиджака. Мун не знал, зачем взял его с собой, но теперь теребил его пальцами свободной руки. Его отвели в комнату для допросов и оставили там одного. Мун смотрел фильмы и понимал, что за ним, скорее всего, наблюдают. И, скорее всего, подозревают. У всех жителей Треверберга слово «художник» ассоциировалось с его фамилией. Кристианна хорошо делала свою работу, а Мун был гениален и полностью отдавал себе в этом отчет. Только сейчас слава играла дурную роль. Он самый популярный художник. И он же первый подозреваемый вопреки любой логике и здравому смыслу.

Дверь открылась, пропуская высокого, статного, но чересчур мрачного мужчину. Цепкий взгляд художника отметил пронзительный цвет глаз, который в данный момент он назвал бы скорее «берлинская лазурь», светло-соломенный отлив волос, небрежно падающих на широкие плечи. Сэму понравились четко выделенные черты лица, в которых сквозила жесткость, благородство и завидная толика упрямства. Но важнее всего было то, что в глазах детектива Сэм прочитал мрачную решимость. Стало спокойно. Пьяный, измученный мыслями и сомнениями художник улыбнулся и протянул руку.

– Детектив Аксель Грин, – представился тот, занимая свое место напротив.

– Художник Самуэль Мун. Кажется, я тот, кого вы ищете.

В комнате повисла тяжелая тишина. Аксель слегка улыбнулся, и эта улыбка походила скорее на оскал. Муну стало нехорошо. Он закрыл глаза, выдохнул, открыл их снова и обнажил зубы. Страх испарился. Он сказал то, что боялся произнести вслух. Может, поэтому Тео ему отказывала? Она заметила, что с ним что-то не так? Заметила, что он пропадает? Но он всегда пропадал. А сейчас много времени проводил за работой. Он пил, менял любовниц. Он принимал наркотики, много рисовал. Проваливался в это блаженное состояние, из которого выходил с невероятными картинами.

– Где вы были с десяти утра до двух часов дня третьего апреля этого года?

– Я не помню, – опустил глаза Мун. – Мое расписание ведет ассистент, Кристианна. Но, кажется… Нет, не помню. Спал, работал. Делал что-то еще.

– Где вы были с четырех до восьми вечера восьмого апреля?

– Наверное, дома. – Сэм закрыл глаза.

– Почему вы решили назваться Рафаэлем? – задал новый вопрос Аксель. Он бросил короткий взгляд вбок, будто подавая кому-то сигнал.

Сэму стало стыдно.

– Я художник. Я много рисую. Сегодня я нарисовал это. – Он вытащил из кармана эскиз и бросил его детективу.

Тот достал из нагрудного кармана пинцет и подцепил листок. Мягкими движениями расправил его на столе, не касаясь пальцами. Улыбка и скепсис исчезли с его лица, стоило картинке открыться. В глазах детектива скользнуло незнакомое Самуэлю чувство. Оно было похоже на смесь ярости и удовлетворения.

– Вы художник, но вы не похожи на убийцу. Мы проверим ваше алиби, – наконец произнес Аксель.

– Мне снился страшный сон. – Сэм смотрел в пол. – В этом сне я убил девочку и рисовал ее кровью. Стена была белой и шершавой, недорогая штукатурка – кровь растекалась на ней, не получалось вывести четкой линии. И меня беспокоили только эти линии, только картина. Не ребенок, который лежал у моих ног.

– Во сне.

– Во сне. Но сны – это отражение реальности. Что, если Рафаэль – это я, но просто не знаю об этом?

Детектив Грин посмотрел на художника спокойнее.

– Мы проверим вашу версию. Но я вас пригласил сюда не для того, чтобы вы взяли на себя чужую вину, мистер Мун.

Художник медленно выпрямился. Почему этот полицейский ему не верит? Может, в его крови действительно слишком много алкоголя, может, он действительно сошел с ума и придумал то, чего нет и быть не может?

– Я готов, – невпопад ответил он и замолчал.

– Предположим, что Рафаэль – не вы, – начал Аксель, скрестив пальцы и поставив локти на стол. Его холодные глаза смотрели Сэму в лицо, и тот замер, загипнотизированный. Бывшие военные его пугали, но Грин пугал особенно. В нем чувствовалась какая-то нечеловеческая внутренняя мощь, которая пока спит, но уже готова поднять голову. – Мы предположили, что он художник. Это очевидно, но все же доподлинно неизвестно, пока не установлена личность. Итак. Он – художник. Согласно вашим словам, а также оценке наших экспертов ключевая разница между первой «работой» и второй в том, что он исправляет ошибки. То есть он склонен к поиску совершенства. А это значит, что до убийств он должен много думать и планировать. И рисовать вот такие вот эскизы. – Детектив кивнул на листок бумаги. – Мы думаем, что он не признан. Возможно, боится показать свое творчество. Возможно, сломался под критикой. И, согласитесь, в этом ключе вы плохо подходите.

Самуэль удрученно молчал. Тихий голос детектива странным образом подействовал на него, будто уничтожив весь алкоголь в крови. Стало холодно и как-то пусто. А еще мучительно стыдно за этот спектакль.

– Допустим. Продолжайте. Я пока не понимаю, чем смог бы вам помочь.

– Мы должны дать ему возможность реализовать свои фантазии, не связанные с убийствами. Заставить его выйти на свет. Если моя гипотеза верна, он душу продаст за то, чтобы его творчество увидели миллионы. Мы тщательно засекречиваем детали его преступлений, и тех обрывков информации, которые пресс-служба выдает СМИ, ему недостаточно, – тихим голосом с еле уловимым акцентом продолжил Аксель Грин. – Ему нужно, чтобы его картины стали всеобщим достоянием.

– Но он не идиот, чтобы стучаться в галереи.

– Да. Именно поэтому он должен чувствовать себя в безопасности. Я позвал вас, чтобы вы помогли. А вернее, полностью взяли на себя один процесс.

– Я весь внимание.

– Вы анонсируете анонимную выставку для всех желающих на тему света, ангелов, благодати, жизни и прочей муры, которую посчитаете нужным туда впихнуть с точки зрения творчества. Начнете подготовку. А за две недели до начала выставки мы вас арестуем в качестве главного подозреваемого. И раструбим об этом через все каналы. Настоящий убийца, если это не вы, почувствует себя в безопасности. Я уверен, что он пришлет работы. Нам останется лишь сравнить образцы почерка.

Сэм открыл рот, чтобы что-то сказать, но закрыл его, так и не найдя подходящих фраз. Он задавал себе один вопрос: этот детектив гениален или просто полный псих?

Они с Грином поговорили еще несколько минут. Детектив убедился: художник правильно понял, что от него хотят, усвоил, что настоящую причину организации такой выставки стоит держать в секрете даже от Тео.

Сэм поехал в