Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сегодня очень сыро и грязно, – ответила Сара. – Мне было трудно идти в моих худых башмаках.
– Пожалуйста, без отговорок, – остановила ее мисс Минчин, – и не лгите.
Сара пошла к кухарке. Ту только что разбранили, и потому она была в отвратительном расположении духа. Приход Сары пришелся для нее как нельзя более кстати: теперь ей было на кого излить свой гнев.
– Наконец-то! – воскликнула она. – Как это вы еще не проходили всю ночь!
– Вот покупки, – сказала Сара, выложив их на стол.
Кухарка, ворча, внимательно осмотрела покупки.
– Можно мне что-нибудь поесть? – спросила Сара.
– Чай давно уже пили, – отрезала кухарка. – Неужели вы воображаете, что я стану заваривать специально для вас?
– Я не обедала сегодня, – после небольшого молчания тихо сказала Сара. Она боялась, что у нее задрожит голос, и потому говорила тихо.
– Вы будете есть хлеб, – сказала кухарка. – Ничего другого нельзя получить в такой час.
Сара открыла буфет и взяла кусок хлеба. Он был совсем черствый. Съев его, она пошла к себе. Когда Сара уставала днем, ей всегда было трудно взбираться по лестнице на чердак. Лестница была такая длинная и такая крутая! А в этот вечер она стала как будто еще длиннее, и Сара принуждена была останавливаться несколько раз, чтобы перевести дух. Ей казалось, что она никогда не дойдет до верхней площадки. Добравшись наконец до нее, Сара с радостью увидала под своей дверью полоску света. Значит, Эрменгарда пришла к ней, слава богу! Это гораздо лучше, чем прийти усталой и голодной в пустую комнату. От одного присутствия добродушной, толстой Эрменгарды у нее станет легче на душе.
Сара не ошиблась. Отворив дверь, она увидала Эрменгарду, которая сидела на постели, предусмотрительно подобрав ноги. Она никак не могла привыкнуть к Мельхиседеку и его семье, хоть часто с восхищением смотрела на них. Когда она была на чердаке одна, то до прихода Сары всегда сидела на постели, поджав ноги. На этот раз она сильно перепугалась и чуть не вскрикнула, когда Мельхиседек вышел из своей норки и, усевшись на задние лапки, стал нюхать воздух в том направлении, где сидела она.
– Ах, Сара, как я рада, что ты пришла! – воскликнула она. – Мельхиседек так страшно нюхал воздух. Я уговаривала его уйти, но он долго оставался здесь. Ты знаешь, что я люблю его, но я боюсь, когда он смотрит прямо на меня и начинает нюхать. Как ты думаешь, не вспрыгнет он на постель?
– Нет, не беспокойся, – ответила Сара.
Эрменгарда подвинулась поближе к краю постели и взглянула на Сару.
– Ты, должно быть, очень устала, – сказала она, – ты такая бледная.
– Да, я устала, – сказала Сара, садясь на хромоногую табуретку. – Ах, вот и Мельхиседек – он пришел за ужином.
Мельхиседек действительно вышел из своей норки, как будто услыхав ее шаги. Сара была уверена, что он различает их. Она опустила руку в карман, но, не найдя там ничего, вывернула его и покачала головой.
– Мне очень жаль, – сказала она. – У меня нет ни одной корочки, Мельхиседек. Ступай домой и скажи жене, что у меня не было ничего. Я забыла про тебя, потому что кухарка и мисс Минчин были обе очень не в духе.
Мельхиседек как будто понял ее слова и с покорным видом пошел к себе домой.
– Я не думала, что ты придешь сегодня, Эрми, – сказала Сара.
– Мисс Амелия ушла к своей старой тетке и будет ночевать у нее, – объяснила Эрменгарда. – А кроме нее, никто не приходит в спальни после того, как мы ляжем спать. Сегодня я могла бы остаться у тебя хоть до утра… А знаешь, Сара, – грустно прибавила она, – папа прислал мне еще книг. Вот они, – и она показала на стол, где лежало несколько книг.
Сара подбежала к столу и, схватив толстую книгу, стала просматривать ее. Глаза ее заблестели, щеки вспыхнули, и она на минуту забыла обо всех своих огорчениях.
– Ах, как хорошо! – воскликнула она. – Это «История французской революции» Карлейля. Мне так хотелось прочитать ее!
– А мне не хочется, – сказала Эрменгарда. – Но папа рассердится, если я не прочитаю. Он думает, что я могу запомнить все, что здесь написано, и станет спрашивать меня, когда я приеду домой на праздники. Что я буду делать?
Сара положила книгу и взглянула на Эрменгарду.
– Если ты дашь мне эти книги, – сказала она, – я прочитаю их и потом расскажу тебе так, что ты запомнишь все.
– Ах, Господи! – воскликнула Эрменгарда. – Неужели ты сможешь сделать это?
– Да, я знаю, что смогу, – ответила Сара. – Маленькие всегда помнят все, что я рассказываю им.
– Если ты сделаешь это, Сара, – сказала Эрменгарда, и круглое лицо ее просияло, – если ты сделаешь это, я дам тебе все, чего бы ты не пожелала!
– Мне не нужно всего, – возразила Сара. – Мне нужны только твои книги. Я так бы хотела прочитать их!
– Так возьми их, – сказала Эрменгарда. – Хорошо, если бы они были нужны и мне, но они мне совсем не нужны. Я глупая, а мой папа умный, и ему хочется, чтобы я тоже была умная и читала побольше книг.
– Он хочет, чтобы ты запомнила то, что написано в них, – сказала Сара. – Если я расскажу тебе все так, что ты запомнишь, то он будет доволен.
– Да, он будет доволен, ему все равно, как бы я ни запомнила, – согласилась Эрменгарда. – И ты была бы довольна, если бы была моим папой?
– Ты не виновата, что тебе трудно учиться, – сказала Сара. – Одному ученье дается легко, а другому нет – вот и все.
Она всегда относилась очень нежно к Эрменгарде и старалась не дать ей заметить, насколько велика разница между ними.
– К тому же, – прибавила она, – ум и хорошие способности – не самое главное. Гораздо важнее быть доброй. Если бы мисс Минчин была необыкновенно умна и знала все на свете, то не сделалась бы от этого лучше, и все, как и теперь, ненавидели бы ее. Умные люди часто делали много зла. Например, Робеспьер…
Сара остановилась и пристально взглянула на Эрменгарду, на лице которой появилось какое-то растерянное выражение.
– Разве ты не помнишь? – спросила Сара. – Я недавно рассказывала тебе про него. Ты забыла?
– Я не помню всего, – ответила Эрменгарда.
– Так погоди минутку, – сказала Сара. – Я только разденусь, а потом закутаюсь в одеяло и расскажу тебе.
Сара сняла шляпу и кофточку, стащила мокрые башмаки и надела туфли. Потом она завернулась в одеяло и, усевшись на постель, обхватила руками колени.