— Хорошо. Но будь аккуратнее.

— Буду.

Мы с отцом простились, а я задумался.

— Архос, а что вообще говорят твои знания об эфире?

«Очень мало. Вроде того, что это основа основ и всё».

— А почему знаний об основе основ в тебя не заложено?

Я буквально почувствовал, как мой учитель пожал плечами. Странное чувство.

Разблокировав телефон, я набрал в браузере: «Что такое эфир?».

'Эфир, он же Первооснова, он же философский камень, он же Альфамагия. Учение об эфире (запрещено на территории Российской империи и ряде других стран) гласит о гипотетической всепроникающей среде, колебания которой проявляют себя, как парамагические волны.

Концепция магического эфира была выдвинута в двенадцатом веке…'

И больше ни слова о самой сути этого явления.

Я открыл ещё несколько вкладок, но там информации было и того меньше.

«Хм, странное дело. Вроде бы основа основ, а информации нет».

«Ничего странного, — ответил Архос. — Полагаешь, по-настоящему ценную информацию допустят в свободный доступ? Думаю, и из моей памяти всё изъято нарочно».

«М-м-м, теории заговора? Обожаю!»

«Так, сейчас идёшь к тем кустам и натягиваешь паутинки на трёх разных уровнях…»

Следующий час я был занят преодолением полосы препятствий. Моё новое тело было уже гораздо выносливее, чем в тот момент, когда приняло меня, но всё ещё довольно неловким. Правы Архос и Ван Ли: лишь постоянные тренировки укрепят все мои ипостаси.

* * *

— Таким образом налогообложение является основным средством пополнения государственной казны, — максимально скучным голосом закончил свою лекцию Никифор Владимирович. — А теперь запишите домашнее задание.

Он обвёл аудиторию взглядом, но увидел лишь две или три пары глядящих на него глаз. Остальные либо откровенно спали, либо занимались своими делами. Тогда он магией заставил линейку трижды хлопнуть по столу.

Теперь на него обратили внимание почти все.

— Запишите домашнее задание. Вам необходимо узнать у ваших родителей, какими средствами они пользуются, чтобы занижать отчисляемые государству налоги. Будь то фиктивные благотворительные фонды, либо чёрная бухгалтерия, либо простая неуплата.

Кажется, он добился своего. На него, не мигая, глядели все до единого студенты. При этом повисла звенящая тишина, в которой можно было различить далёкие звуки улицы.

— Вы, что, прикалываетесь? — первым нарушил тишину Кропоткин. — Кто ж вам такое расскажет⁈

— Да шучу я, шучу, расслабьтесь, — Никифор Владимирович натянул широченную улыбку. — Надо было вас как-то разбудить. Повторите всё, включая восьмой параграф, и напишите список налоговых льгот. На сегодня всё, до встречи.

Ребята переглянулись между собой, улыбнулись и возобновили свой привычный галдёж.

После вечеринки, несмотря на её внезапное и трагическое завершение, многие действительно сдружились. По крайней мере, стали ближе друг другу. А ещё я, придя сегодня на занятия, с удовлетворением отметил, что, кроме синяков, шишек да растяжений, у наших особых повреждений нет.

Ко мне подошли почти все поблагодарить за помощь и поддержку. Пожали руку, представились, с кем я не был знаком, и вообще стали относиться гораздо теплее. На короткий промежуток времени я почувствовал себя в своём кругу, необычное ощущение.

Приятнее всего была реакция Громовой, которая, увидев меня, улыбнулась, махнула рукой и сказала:

— Привет.

Короче, начиналась студенческая жизнь.

После шутки Никифора, которого наш курс прозвал Палочником за худобу, длинный нос и деревянную речь, мы с Олегом вышли в коридор и остановились перекинуться парой слов.

— Слушай, — сказал Чернышёв, — я вот сколько не пробовал после того вечера…

— Тс-с-с, — я приложил палец ко рту и преувеличенно сурово сдвинул брови к переносице. — Это секрет. Потом обязательно открою, а пока — никому.

— Эх, а я так надеялся…

— Слушай, ты мне лучше вот что расскажи, — я попытался сформулировать свою мысль чётко и ясно, словно продолжая вчерашнюю тренировку, но, оказывается, это тоже даётся не так просто. — Ты же много читаешь, много знаешь, так?

— Ну да, обожаю читать, — признался Олег и поправил вечные очки на носу.

— Ты слышал что-нибудь про эфир? — спросил я.

— Эфир… эфир…

— Альфамагия, Первооснова…

— Слушай, как будто знакомое, но не так, чтобы прямо на слуху было. Можно в поисковике глянуть.

— Да он примерно, как ты в ответ на этот вопрос себя ведёт.

— Тогда давай в библиотеку академии сгоняем, пока перерыв, там обязательно есть что-нибудь по этой теме.

Удобная штука всё-таки эта изменяемая геометрия пространства. Уже через пять минут мы были у дверей библиотеки академии, хотя находилась она в противоположном крыле.

А ещё в дверях мы столкнулись со студентом, на вид нашим ровесником. И всё бы ничего, только вот у него была заклеена пластырем щека, и рука покоилась на перевязи.

— Державин? — удивился этот самый студент и вдруг попытался достать меня здоровым плечом, но скривился от боли. — А ты что тут делаешь? Тебя ж выперли, как несостоятельного!

Пришлось обратиться к памяти Никиты. Пётр Толстой — одноклассник Державина. Чуть ли не больше всех радовался провалу бывшего товарища.

— Как видишь, состоятельный, — сказал я, расплывшись в мстительной улыбке. — Ещё какой состоятельный. Родине пригодился, она и позвала.

— А, — Пётр сразу подобрался, — так ты с этими, нулевиками теперь тусишь. Как был неудачником, так и остался.

— Ну, знаешь, неудачники неудачниками, но у нас сегодня все на занятия пришли. А вот на первом курсе магов-удачников, ходят такие слухи, семь человек разом на мотоцикле с кровати упали, нога подвернулась, и восемь рёбер пополам.

— Чего⁈ Да я тебя сейчас! — он снова ринулся на меня, но, видимо, никак не мог сжиться с тем, что временно инвалид, поэтому снова скривился от боли.

А я лишь немного отошёл в сторону и дал Толстому проскочить мимо. Несколько секунд мы с Олегом заворожённо глядели на то, как Пётр пытается сохранить равновесие. Наконец, ему это удалось.

— Ты пожалеешь об этом, — бросил он зло и поспешил ретироваться.

— Один из них? — спросил, скорее, для проформы Олег и продолжил после моего кивка. — Будем кому-нибудь говорить?

— Зачем? Сами проболтаются, — с этими словами я открыл дверь в библиотеку.

Я не ожидал увидеть того, что предстало моим глазам: полки от пола до потолка десятками рядов, и на каждой сотни книг. Причём, высота стеллажей была никак не меньше десяти метров. У верхних полок вились балконы и небольшие лоджии. И всё это пахло бумагой и веками.

— Пойдём, посмотрим в реестре, — шепнул мне Олег.

Мы подошли к экрану, который смотрелся бы тут чужеродным, если бы тоже не был стилизован под огромный раскрытый фолиант. Олег набрал слово «эфир», и нам выпали три названия книг, напротив каждого из которых значилось: Ун. 1 экз. ИБ.

— И что это значит? — также шёпотом спросил я.

Олег повернулся ко мне, и я прочёл в его глазах непонимание. Видимо, с таким он никогда не сталкивался.

— Там должны быть указаны ряд, стеллаж, полка и место