— В этом-то и заключается искусство, дитя мое. Скажите вашему дяде, что он совершенно прав, и попросите тетю написать для вас пьесу. Когда все будет готово, я приеду посмотреть на вас.

— Неужели, неужели вы, правда, приедете? Мы будем играть на Рождество, и мне дали хорошую роль. Она нетрудная, и я могу справиться с ней. Я была бы так счастлива, если бы вы нас посмотрели!

С этими словами Джози встала, заметив, что ее визит уже слишком затянулся. Надев шляпу, она подошла к мисс Камерон и, заглядывая ей в глаза, проговорила с легкой дрожью в голосе:

— Я никогда не сумею отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. Я последую вашему совету, а мама будет очень довольна, когда я снова возьмусь за книги. Теперь я могу заниматься, так как знаю, что это необходимо для моих будущих успехов. Надеяться на слишком многое мне не стоит, но я буду работать и ждать, стараясь хоть этим доказать вам свою признательность.

— Вы напомнили мне, что я еще в долгу перед вами. Возьмите вот эту вещицу, дружок, на память обо мне. Она годится для русалочки; надеюсь, что в следующий раз море принесет более драгоценный камень и не оставит горького привкуса на ваших губах.

Мисс Камерон взяла булавку с аквамарином, которой был заколот ее кружевной шарф, и передала ее Джози. Затем она нежно поцеловала сияющее личико девочки и долго провожала глазами ее удалявшуюся фигурку, словно предвидя все испытания и победы, которые ожидали ее на избранном ею тернистом пути.

Бесс предполагала, что Джози вернется домой, или пылая от восторга, или утопая в слезах, и потому очень удивилась ее спокойному и решительному виду.

Новое для нее чувство ответственности, которую она взяла на себя, радовало и страшило Джози. Она чувствовала, что может выносить теперь и сухие занятия, и долгое ожидание, чтобы в будущем сделать честь как своей профессии, так и новому другу, которого она обожала уже со всем жаром горячей детской любви. Все слушали ее рассказ с большим интересом и одобрили совет мисс Камерон. Миссис Эми облегченно вздохнула: ей не хотелось видеть племянницу на сцене, и теперь она могла надеяться, что эта детская фантазия со временем пройдет. Дядя Лори строил очаровательные планы на будущее и написал одну из своих любезнейших записок, чтобы поблагодарить артистку за ее доброту. Бесс же, которая любила всякое искусство, горячо сочувствовала честолюбивым мечтам своей кузины, хотя и не понимала, как она может стремиться передавать свои видения собственной персоной, вместо того чтобы воплощать их в мраморе.

Это первое свидание Джози с мисс Камерон не было единственным, так как артистка, искренно заинтересовавшись девочкой, несколько раз заходила к Лоренцам. Темой для разговора всегда служило искусство, и Джози и Бесс, сидевшие тут же, старались не проронить ни слова из того, что говорилось, начиная понимать все значение и великую силу таланта и дарования.

Джози писала матери целые тома, а по окончании своего визита порадовала ее существенной переменой, происшедшей в ее маленькой дочке, так как Джози принялась теперь за ненавистные ей книги с такой энергией и прилежанием, которые удивили всех, знавших ее раньше. Слова мисс Камерон попали на благодарную почву, и даже музыкальные упражнения и французский язык стали выносимы, раз всестороннее образование могло быть ей полезным для будущей карьеры. Манеры, умение одеться и держать себя не казались ей столь незначительными вопросами, так как она помнила совет одновременно развивать «ум и тело, сердце и душу».

Таким образом, работая для того, чтобы со временем занять видную роль на сцене театра, Джози незаметно готовилась ко всякой роли в жизни, которая была уготована ей Провидением.

Стоял сентябрь. Два загорелых и пыльных велосипедиста быстро неслись по дороге к Пломфильду, и, хотя ноги их могли ощущать некоторую усталость, лица сияли тем торжествующим спокойствием, которое свойственно всем научившимся, наконец, справляться с подобным средством передвижения; до наступления же этой счастливой минуты мужественные физиономии несчастных носят исключительный отпечаток нравственных и физических страданий.

— Поезжай вперед и сообщи о нашем возвращении, Томми; мне нужно остаться здесь, — сказал Деми, соскакивая у дверей «голубятни».

— Будь так любезен и не мешай мне, дай мне сначала наговориться с мамой Баэр, — проговорил Том, въезжая в ворота с тяжелым вздохом. Деми засмеялся, а его товарищ медленно поехал по направлению к дому, от души надеясь, что не найдет там никого постороннего, так как он вез с собой вести, которые, по его мнению, должны были удивить и огорчить все семейство. К счастью, он застал миссис Джо одну, погруженную в корректурные листы, которые она отложила, заметив возвратившегося путника.

Но последние события обострили ее проницательность и сделали ее подозрительной. Поэтому после первых же приветствий она сразу заметила что-то неладное.

— Что случилось, Том? — спросила она, между тем как Том опустился в кресло со странным выражением страха, стыда, лукавства и отчаяния на своем ярко-красном лице.

— Я страшно вляпался, мэм.

— Конечно, я только этого и жду, когда ты появляешься на горизонте. В чем же дело? Переехал какую-нибудь старушку, которая подает на тебя в суд? — спросила миссис Джо весело. — Надеюсь, ты не отравил какого-нибудь доверчивого пациента, прописав ему рецепт?

— Хуже.

— Может быть, Деми заболел по пути, и ты бросил его на дороге?

— Еще хуже.

— Я отказываюсь догадываться. Говори скорей, терпеть не могу ждать дурных вестей.

Достаточно возбудив любопытство своей слушательницы, Том выпалил свой заряд и откинулся в кресле, следя за произведенным впечатлением:

— Я сделал предложение.

Корректурные листы разлетелись в разные стороны, а миссис Джо, в отчаянии всплеснув руками, воскликнула:

— Если Нэн уступила тебе, я никогда не прощу ей этого.

— Совсем не Нэн, а другая девушка. — При этих словах Том скорчил такую гримасу, что, глядя на него, невозможно было удержаться от смеха. Он выглядел довольным, но вместе с тем несколько сконфуженным и растерянным.

— Я очень, очень рада. Можешь не называть мне имени. Надеюсь, что свадьба скоро. Рассказывай все по порядку, — приказала миссис Джо, которая была готова на все, коль скоро дело не касалось Нэн.

— А что скажет Нэн? — спросил Том, несколько удивленный таким отношением к его новому положению.

— Ей будет очень приятно избавиться от твоих вечных приставаний. Можешь не заботиться о ней. Кто же эта другая девушка?

— Разве Деми не писал о ней?

— Он упоминал о том, что ты переехал какую-то мисс Уэст в Китно, я думала, что этого достаточно.

— Здесь и кроется начало всех моих бед. Мне ведь всегда «везет». Конечно, после того, как я ушиб бедную девушку, мне надлежало быть к ней внимательным. Все это находили, и не успел я обернуться, как уже пропал. Во всем виноват Деми. Он не хотел уезжать и возился со своей дурацкой фотографией, потому что там много красивых видов, и все девушки желали сниматься. Взгляните на эти снимки. Вот как мы развлекались в то время, когда не играли в теннис. — И Том вытащил из кармана целую кучу фотографий, на которых главным действующим лицом был, конечно, он сам. Кое-где он изображался в скалах, державшим зонтик над очень хорошенькой девушкой, или отдыхавшим у ее ног на траве, или, наконец, сидевшим верхом на перилах балкона среди красивых групп в купальных костюмах.